Математическая
морфология.
Электронный
математический и медико-биологический журнал. - Т. 14. -
Вып. 1. - 2015. - URL:
http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/TITL.HTM
http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/N-45-html/TITL-45.htm
http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/N-45-html/cont.htm
УДК 616-009
ПОЭТИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ?
Ó
2015 г. Сапожников В. Г.
Рассматривается
медицинский аспект поэзии. Выдвигается гипотеза о том, что поэтический дар
является своеобразным психическим заболеванием или проявлением, синдромом того
или иного серьезного хронического душевного заболевания.
Ключевые слова: поэтический дар,
психическое заболевание.
Что такое – поэзия? Только разновидность литературы? Чем
определяется эффективность воздействия прочитанных стихов на читателя, человека?
Степенью рифмованности, смысловой нагрузкой, содержащейся
в стихотворных строчках или чем-то ещё? Попытаемся ответить на эти вопросы не
только с филилогической, но и с медицинской
точек зрения.
Медицинский аспект рассмотрения поэзии представляется
нам актуальным, так как думается – есть все основания уделить ему более пристальное
внимание.
Почему, вдруг, кто-то из людей начинает излагать свои
мысли, эмоции не обычным, нерифмованным словом – а стихотворными строками? Не
является ''поэтический дар'' своеобразным психическим заболеванием или проявлением,
синдромом того или иного серьёзного, как принято говорить в медицине, - хронического душевного заболевания?
Большинство поэтов начинали заниматься стихосложением
с детства. Как и при многих душевных заболеваниях
часто наблюдается такая тенденция – чем в более раннем возрасте впервые
возникал данный сидром – тем ярче и необычнее была дальнейшая поэтическая
манифестация.
Тот же бессмертный Пушкин, Лермонтов, Твардовский и
другие – знаковые для русской литературы поэты начинали стихослогать
в детстве, в раннем возрасте. В то же время известны дети – так называемые
''вундеркинды'', которые предпринимали первые попытки к стихосложению в
возрасте 4 –7 лет, в дальнейшей взрослой
жизни так и не смогли сколько-либо значимо реализовать свой поэтический дар, так
никогда и не стали великими поэтами.
Значит, многое зависит не только от сроков появления
первых признаков поэтической болезни (позволю себе вольность использовать
подобный термин для обозначения поэтического таланта), но и от каких-то иных
характеристик самих стихов.
В то же время в специальной психиатрической литературе
давно общеизвестны случаи, когда больные с диагностированными шизофренией, маниакально-депрессивным
психозом, эпилепсией имели склонность к стихосложению и даже признавались
известными поэтами. Но часты и такие случаи, когда психически
больные люди, вдруг, ощущали себя великими поэтами или прозаиками, эта
навязчивая идея определяла их образ жизни, они начинали заваливать, да и
сегодня заваливают редакции журналов и газет своими облеченными в стихотворную
форму, но совершенно бездарными с поэтической точки зрения ''произведениями'', те,
кто побогаче – издают даже толстые поэтические сборники в красивых
переплётах…Беда этих авторов в том, что одним из несомненных признаков
хронической душевной болезни является то, что ни один из истинно психически
больных людей никогда не считает себя таковым… Так что, уважаемый читатель, если у вас
иногда возникают сомнения в собственном психическом здоровье – радуйтесь этому!
Значит у вас ситуация не безнадёжная в этом плане!
Если рассматривать с точки зрения
психиатрии поведение, образ жизни того же (только не сочтите за богохульство! Автор сам искренне преклоняется
перед талантом этих поэтов!) Пушкина, Твардовского, Есенина,
Рубцова, и других, склонных порой к крайностям, неадекватной, гипертрофированной
реакции на происходящее вокруг, а иногда к беспробудному, затяжному пьянству, скандалам,
порой к немотивированным выходкам, с элементами агрессивности, к неуживчивости,
неумению поддерживать длительно стабильные супружеские отношения и так далее –
то всё это характерно, по крайней мере, если не для хронической душевной
болезни, то для явных психических отклонений реактивного, функционального
характера, которыми страдали великие поэты России, да
и других европейских стран.
Чего особенно не было замечено за их современниками, тоже
стихослогавшими, но при этом не забывающими делать
свою карьеру на ниве писательства, мечтающими быть поставленными в один ряд со
своими гениальными, бескомпромиссными братьями по поэтическому цеху.
Великие поэты, если и становились на
время видными администраторами от литературы, как Александр Трифонович
Твардовский, бывший одно время главным редактором толстого известного журнала, то
потом неизбежно ''громко'' уходили с этих должностей в силу того, что они не могли
всегда вовремя прогибаться, или были непрогибаемыми в
первую очередь в силу своего природного таланта. Не могли писать во время массовой гибели соотечественников
поистине ''детские'' стихи о ''дяде Стёпе'' или описывать в угоду действовавшей
партократии героику строительства Ангарской ГЭС. Да, там
была героика, как она была и в окопах Великой Отечественной. Но ставший
всенародным любимцем Василий Тёркин с его общепонятными делами и мыслями никогда
не опустится в отечественной поэзии до уровня надуманных, газетно-шаблонных, расплывчатых,
потому что непрочувствованных на собственной шкуре, ''героев'' произведений
Евтушенко или Вознесенского. Может, было бы по-другому, если бы эти авторы хотя
бы с полгода потаскали свинцовой тяжести акарята с
бетоном или хотя бы раз поднялись на
верхотуру вместе с рабочими, тянувшими линию передач с высоковольтными
проводами на сжимающей сердце высоте при продувающими навылет сибирскими
ветрами… Спросите
навскидку, о ком, а не о чём стихи этих последних авторов? Вряд ли услышите
ответ. А у Твардовского, Рубцова, Куняева, Смирнова, Пахомова
они – о наших современниках, об одном из нас. К сожалению, поэтические
образы, созданные многими, живущими и поныне, и активно тиражируемыми, особенно,
в ''демократической'' прессе, поэтами не оставляют следа, воспоминания, очага гипервозбуждения, или даже возбуждения в коре головного
мозга читателя, и тем более - в его душе. Любому психически
здоровому человеку омерзительно слушать бездарные ''тексты'' ''знаменитых''
современных поэтов, положенные на неприхотливую музыку в исполнении зачастую
омерзительных эстрадных исполнителей. Конечно, таким ''поэтам'' никогда не
стать в один ряд с Тютчевым, Фетом, Есениным, Твардовским, Рубцовым, Кузнецовым,
Тальковым… Не стать ещё и потому, что у того же Твардовского
был ещё и ''Иван Тёркин на том свете'', а лжегерои
некоторых окупаемых современных ''поэтов'' с их лицемерным подходом к жизни, к
растерзанной Родине стихотворно являются поэтическими
мёртворожденными даже при обоснованно затянувшейся (в силу ''правильного'', без
поэтических эксцессов) нелитературной, реальной
жизни мнящих себя ''великими'' самих поэтов, которых некоторые критики и
СМИ пытаются нам навязать как таковых.
Но я не представляю себе кого-то из
них стоящим с пистолетом в руке на дуэли с негодяем по поводу поруганной чести
любимой женщины или Родины, или бьющими ресторанные тарелки о головы подлецов, как это делали иногда Рубцов или Есенин, или
ломающими одним махом носы всяким наглым рожам, как случалось, говорят, с Игорем Тальковым…
В лучшем случае нынешние российские (заметьте – не
русские!) поэты пошлют адвокатов и исками в районный суд по месту жительства
обидчика. На большее – на мужской
поступок их не хватит – кишка тонка, да и не та!
Истинная сила воздействия тех или иных стихов на
читателя имеет несколько составляющих.
Первое – это, конечно, степень профессионализма рифмы.
И здесь всё-таки непревзойдён никем Александр Сергеевич Пушкин.
Второе – степень эмоционального воздействия
поэтических строк на читателя. Этот момент во многом определяется умением
автора затронуть самые тонкие струны души читателя, самые актуальные вопросы
жизни, её сегодняшнего дня. Актуальные и для поэта и
для большинства читателей. Этим качеством, чутьём читательского интереса
исключительно ярко обладал тот же Твардовский. Вспомним его хотя бы последние, по
существу предсмертные стихи с размышлениями о будущем нации, страны, с исходящим
от них интуитивным предчувствием больших испытаний, которые мы сейчас и
переживаем вместе с нашей Родиной. Хотя бы
такие строки Александра Трифоновича: ''…Жаль
только наших деточек, тонких зеленых веточек…''.
Или у Станислава Куняева:
''Вся душа аж пропиталась
болью,
Люди, словно траченные молью,
Молчаливо бродят по земле.
Родина разорвана на части.
Господи, за что послал несчастье –
Снова Крест и Крестный путь во мгле'.'
Сомневаюсь, что можно было острее сказать о наших
нынешних проблемах!
Во многом эмоциональный поэтический заряд определяется
ясностью излагаемой идеи, её естественностью, физиологичностью,
если хотите, для большинства читателей.
Это же так ясно и понятно всем, что хотел сказать Николай Рубцов в своём
знаменитом стихотворении, понятно с первой строки: ''Я буду долго гнать велосипед…».
Потому что сказано естественно, по-русски – не ехать, не кататься на велосипеде,
а именно – ''гнать''! Куда? Да, куда позовёт, затянет русская неизведанная, извилистая
дорога с непростой, непредсказуемой, лихой русской судьбой и
данностью…''Гнать'' – это настолько по-русски, что все остальные поэтические
образы, даже самые неожиданные, кажутся логичными и неизбежными…
Те же мотивы, несомненно, слышатся русскому читателю (заметьте,
не ''россиянину'', приплывшему к нам из больного воображения известного всей
стране маразматика и не ''советскому человеку'', выдуманного отживающей свой
век партноменклатуры) и в
есенинской ''…отговорила, роща золотая…''. Не замолчала, не уснула, не отцвела
– а ''отговорила''. Конечно, отговорила по-русски. И только русский человек мог
так сказать об этом.
Отсюда ещё одна важная составляющая поэтического
воздействия стихов на читателя – как бы это выразиться поточнее – отражающая
индивидуальность, вид, если хотите, с точки зрения биологии, медицины, разновидность
человека, как всё-таки млекопитающего, с его внешним обликом, цветом глаз,
формой головы, ушей, губ, запахами… И, что касается только человека, как
отличного от других млекопитающих, как homo sapiens – с особенностями
мышления, восприятия жизни, построения отношений между людьми, традициями быта,
культуры, души – то есть национальная составляющая поэтического слова.
Чем ярче одета поэтическая сущность того или иного
автора в неповторимые национальные тона, чем сильнее ощущается национальная
принадлежность стихов – тем, безусловнее, талантливее
сам поэт. И, с этой точки зрения глубоко национальны, а, поэтому гениальны
произведения того же Есенина, Рубцова, Твардовского, Исаковского… Вот эти строки, полные
глубокого сопереживания за судьбу Родины мог родить только глубоко национальный
поэт, как смолянин Виктор Смирнов:
''Тоска, ты, как змея,
Тревожишь злом упорным…
О русская земля!
Ты за холмом за чёрным.
…В грудь потому змея
Вползает лентой узкой,
Что русская земля
Любви лишилась русской…''.
С этой точки зрения широкому русскому читателю неинтересны
стихи Евтушенко, Вознесенского, Дементьева. У стихов этих авторов нет национальной
окраски. Прочитав их, не ощущаешь, человеком, какой национальности они
написаны. Может, потому что эти люди и сами не знают чётко – кто они, к какому
виду человеческих существ они принадлежат?
Хотя известны и другие примеры. Стихотворение ''Ты
помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?'' Константина Симонова, хотя и создано не
совсем русским по крови человеком – безусловно, является шедевром именно русской
поэзии. Потому что автор сумел отразить и ощутить в нём самые трепетные струны
русской души. ''…Весь в белом, как на смерть одетый старик…,'' – остаётся
явственно в памяти любого русского человека, хотя бы единожды читавшего это
замечательное стихотворение. И то не случайно. И в жизни каждому из нас такие
старики, стоящие у развилок нашей судьбы, обязательно встречались.
Ещё одна характеристика стихотворного произведения, во
многом определяющая его успех у читателей – выраженность, степень поэтической
экспрессии. Поэтическая экспрессия аккумулирует в себе явную или скрытую
эмоциональную, смысловую энергетику стихотворения, облечённую в словесную
оболочку. И, чем ярче и неожиданнее стихотворный образ, чем разнообразнее и
выразительнее средства, используемые автором для написания поэтического холста
– тем мощнее воздействие произведения на кору и подкорку читателя.
Разве может не подкупить, не затронуть душу такой поэтический образ, созданный Михаилом
Исаковским:
''Дайте в руки мне гармонь –
Золотые планки!
Парень девушку домой
Провожал с гулянки''.
Сразу у читателя возникает образ – как и какую девушку,
и какой парень провожал домой!
Или у Станислава Куняева:
''Вызываю огонь на себя,
потому что уверен: друзья
через час подойдут на подмогу,
потому что, сбираясь в дорогу,
я об этом друзей попросил…''
Сказано так, что у читателя исчезают сомнения, что к
этому человеку такие друзья, как у него, подойдут обязательно, и обязательно
помогут, выручат, будут стоять до конца, и, что добро у нормальных русских
мужиков должно быть ''с кулаками''!
Или у Сергея Есенина:
''Вы помните,
Вы всё, конечно,
помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне…''
Автор только одним словом – ''вы'' описывает нам
взволнованную молодую женщину. Но это есенинское ''вы'' в данной ситуации
настолько переполнено эмоциями и чувствами, что не остаётся сомнений в том, что,
несмотря на скандальность ситуации, автор страстно влюблён в
несомненно прекрасную молодую женщину, которая несомненно и к нему испытывает
самые взрывоопасные, искренние чувства, которые в третьем применении
коротенького слова ''вы'' уже перехлёстывают через край.
Или у Виктора Смирнова:
''…И, как от крови, вздрогну от росы я.
И хороша судьбина, иль плоха,
Не лезьте в душу: там встаёт Россия,
Услышав голос вещий петуха!…''
Услышав такие поэтические строки, думается у врагов
России все их подлые, грязные слова и дела комом встанут, мурашки пробегут по
трусливому, полумёртвому, смердящему уже их телу, кровь застынет в кровеносных
сосудах, когда запоёт вещий поэтический голос нежно любимой поэтом Родины!
Или у тульского поэта Виктора Пахомова:
''Зачем ты к нам вернулся, грач?
В России всюду стон и плач.
Здесь с голода, в конце концов,
Съедят тебя, твоих птенцов''.
Так правдиво, с надрывом, с болью о родной стороне
имеет право сказать и может это сделать только глубоко русский человек, патриот.
И перед глазами сразу встаёт картина разоренного птичьего гнезда, на которую, к
сожалению сегодня так похожа наша страна. Сколько искренности, экспрессии в
этих поэтических нотах!?
Так, что же всё-таки такое – поэзия? Вид литературы, словесное
искусство или синдром психического заболевания?
Современные психиатры в большинстве своём убеждены, что
грань между некоторыми психическими заболеваниями и гениальностью человека
порой очень хрупка и плохо различима. Представляется, что истинная поэзия – это
чаще всё-таки пограничное состояние между необычными, яркими врожденными
способностями к стихосложению и психическим нездоровьем. И, чем мощнее, неповторимее
талант, тем тоньше ткани разделяющей грани. И, если в силу тех или иных
жизненных обстоятельств поэт переходит эту слабо различимую границу между
талантом и болезнью – порой происходит самое страшное. Так закончил свою жизнь
Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Александр Блок…
Этот скорбный список можно было бы продолжить, конечно
же, включив в него и Пушкина, и Лермонтова, погибших на дуэли. Ведь дуэль – это не только
выяснение отношений между людьми, это и легализованный способ достойно уйти из
опостылевшей жизни, вырваться из мерзкого окружения, сойдясь с ним на равных
условиях с оружием в руках… По существу, это не только
легализованное убийство, но и часто – самоубийство… А суицид – всегда веский повод для проведения
судебно-психиатрической экспертизы.
Болезненно ранимая душа истинно русского поэта, радеющего
не только за себя, за собственное благополучие, но и за Родину, за Россию, за
всех ''ванюшек'', порой не выдерживает
безнравственного, творимого вокруг беспредела, и
совершаются неблагоразумные, нелогичные с точки зрения многих, лишённых этих
качеств окружающих людей, поступки, полные отчаяния и трагизма…
Но homo sapiens и отличается от других видов млекопитающих не только
способностью к любви, к самопожертвованию во имя идеи, спасения других себе
подобных, но и тем, что животные никогда не пытаются завершить жизнь
самоубийством. Вот и этим, в какой-то степени
высшим качеством человек всё-таки и отличается от животных. А некоторые
из особо ранимых, а, следовательно, исключительно тонко чувствующих людей
наделены поистине необъяснимым божественным даром – облекать свои мысли и чувства
в поэтическую форму…
То, что поэтический слог – это именно дар, высшая
реализация ассоциативных способностей мозга человека, подтверждается и тем, что
потребность в написании стихов у истинных талантов наступает обычно неожиданно,
импульсивно. И поэт не может успокоиться, прийти в нормальное, уравновешенное
психическое состояние, пока не реализует эту свою потребность, где бы и когда бы
она его не застала. Ночью, днем, на работе, в пути, в постели с любимой… В этот момент всё
остальное становится для поэта вторичным, малозначительным, он как бы впадает в
состояние труднорегулируемого аффекта, и
его мозг рождает поэтические строки, а рука нервно фиксирует рифмованные
озарения интеллекта на подвернувшемся листе бумаги… Возникает более жизненно
важная, врожденная потребность, условный рефлекс с элементами безусловного, чем
удовлетворение жажды, голода, похоти…
И после написания, доработки поэтического произведения
на автора находит та же благодать, успокоенность, как и после патологического
аффекта или эпилептического припадка в некоторых случаях. Поэтический экстаз
сменяется поэтическим оргазмом. Предвестники поэтической болезни, психический
дискомфорт исчезают после яркой и полной клинической стихотворной манифестации… И рождаются
истинные стихи, несущие в себе неповторимое поэтическое слово, поэтическую
мысль и чувство… Наверное, стихи по-настоящему талантливых поэтов несут на себе половую окраску, обладают
половыми различиями. Именно таковы произведения Пушкина, Лермонтова, Есенина, Цветаевой,
Ахматовой и других… Но
это, например, напрочь отсутствует в стихотворных слогах Евтушенко…
Так, какие же критерии можно считать свидетельством
поэтического помешательства, если таковое действительно существует?
Во-первых, анамнестически
зачастую будущие поэты с детства являются более ранимыми людьми по сравнению с
окружающими их, близко к сердцу принимают не только свои личные беды и
проблемы, но и проблемы других, страны, нации, обостренно рано воспринимая себя
как частицу, как составляющую своего народа. На этой основе с детства будущих
творцов преследуют частые конфликты, носящие обычно протестный характер. Они
случаются и на работе, и в быту, в общении с любимыми. Характернейший
признак настоящего поэта – постоянная работа души по поиску объекта любви и
желание быть любимым другими. И эта яркая любовь неожиданными, чарующими, часто
трагическими красками окрашивает авторские строки.
Причем, чем раньше проявляет себя впервые поэтический
дар, - тем обычно более прекрасная звезда зажигается в
поэтической Вселенной в дальнейшем. У Пушкина, Лермонтова, Твардовского – и
других – поэтический дар проявился в детские годы.
Для истинных, природных поэтов характерно, что муза
застает их обычно неожиданно, они не могут писать ''на заказ'' – к дню рождения, к празднику, для участия в конкурсе гимнов. Многие
из них страдают расстройствами сна – просыпаются ночью или ранним утром – и не
в силах уснуть, пока не отразят на клочке бумаги испытываемое душевное
потрясение.
Это поэтическое пришествие по своей неотвратимости, настойчивости
реализации очень напоминает клинику эквивалентов эпилептических припадков. А, может
быть, и является таковым? Никто не проводил исследования биоэлектрической
активности структур головного мозга у поэтов во время, с позволения сказать, их
поэтического приступа, обострения хронической поэтической болезни. И то, что у
многих ''обострение'' поэтической болезни, как, например, у Рубцова или
Есенина, происходило во время или сразу после алкогольного опьянения, выполняющего
роль эмоциональной провокации, не удивительно для хронического душевного
страдания.
Многие поэты проявляли признаки других психических
заболеваний. Поведение некоторых из них несло на себе черты шизофрении, чередующейся
паранойи и глубокой депрессии. Выходом из депрессии для некоторых (Рубцов, Есенин
и, к сожалению, многие из ныне живущих) становилось или беспробудное, запойное
пьянство, или даже наркомания или суицид, или настойчивые поиски путей
собственной гибели. Упорное участие в дуэлях, или подобных современных
конфликтах – разве не объективное свидетельство этому?
Многие из поэтов, как, впрочем, и прозаиков, страдали,
лечились по поводу различных проявлений общих неврозов, психозов, эпилепсии. Как
известно, Ф. М. Достоевский болел эпилепсией, со всеми присущими этому заболеванию
личностными изменениями… Этой же болезнью мучились и литературные герои его
произведений.
С другой стороны нужно объективно отметить, что и для
медиков, психиатров происхождение душевных заболеваний остается загадкой, неразгаданной
тайной. В настоящее время целый ряд ведущих зарубежных и отечественных
психиатров склонны рассматривать самое распространенное во всем мире психическое
заболевание – шизофрению всего лишь, как разновидность диатеза, аномалии
конституции…
Так, может, ''поэтическая болезнь'' – это еще один диатез, на этот раз – аномалия души – особое её ранимое сверхчувствительное состояние в сочетании со свойством облекать свои переживания в особую поэтическую, рифмованную словесную форму?
POETIC ILLNESS?
Sapozhnikov V. G.
The medical aspect of poetry is considered. The hypothesis that poetic gift is a peculiar mental disease or
manifestation, a syndrome of this or that serious chronic sincere disease is
made.
Key words:
poetic gift, mental disease.
Статья впервые опубликована в Студенческой электронной
газете Смоленской государственой медицинской академии
19 ноября 2004 года:
Владимир Сапожников. Поэтическая
болезнь?
- "VIVAT ACADEMIA!-SSMA-EXPRESS" (Vol. 1. No. 22. 19 November 2004). Студенческая электронная газета Смоленской государственной
медицинской академии. – URL: http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/library/vivat/vivat_academia!-ssma-express-191104.htm
Владимир Григорьевич Сапожников, член Союза писателей России,
доктор медицинских наук, профессор.
Адрес для переписки:
300001, г. Тула, ул. Марата, д. 35, кв. 248, дом. тел. (80872) 42-02-30.