"VIVAT
ACADEMIA!-SSMA-EXPRESS"
(Vol.
1. No. 25-26. 17 December
2004)
Студенческая электронная газета Смоленской
государственной медицинской академии
Содержание
Нравственное самосовершенствование
Смоленское пиво – прошлое и будущее? (краткое эссе). И. В. Панисяк к.м.н., доцент СГПУ
"Насаждение просвещения" и "чтение морали"
Права студентов. Маргарита М.
Литературная гостиная
Владимир Сапожников. Рассказы
Нравственное
самосовершенствование
СМОЛЕНСКОЕ ПИВО – ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ?
(КРАТКОЕ ЭССЕ)
Каждая страна хотела бы быть нефтедобывающей,
а каждый город – пиво производящим. Это, если хотите, вопрос престижа, тем
более, что на Смоленщине в прошлом веке пиво производилось отменного качества.
Не у всех это получается.
Смоленск, к примеру, в последнее десятилетие
на пивоваренном поприще отнюдь не преуспел, что вызывало у прогрессивной
общественности города определенный комплекс неполноценности: ну чем мы хуже
какого-нибудь Клина или, не к ночи будь помянута, Лиды.
Вдвойне обидно наливаться привозным пенным
напитком, если вспомнить, что у Смоленска было славное пивное прошлое и даже
некоторые традиции, были и свои Иваны Тарановы.
Всего лишь 100 лет назад в нашем городе
успешно работало целых два серьезных пивных завода, о чем в архивах сохранились
разрозненные, но вполне достоверные сведения.
Первая пивоварня Ефременкова была основана в
начале XIX века (точная дата неизвестна) и располагалась примерно там, где
сейчас стоят корпуса ПО “Инструмент”.
Поначалу, ввиду слабого развития транспорта,
рынок сбыта напитка ограничивался Смоленском и его ближайшими окрестностями, а
выход продукции возрастал медленно. Ситуация в корне изменилась после прокладки
железных дорог. Производство пива резко возросло, а само предприятие развилось
в полноценный завод.
Сваренный на берегах Днепра пенный напиток в
бочках и бутылках поставлялся во многие города, но, главным образом, в Москву,
где пользовался хорошим спросом и доброй репутацией. О масштабах производства
можно судить по тому, что заводчик Николай Александрович Ефременков только в
виде акцизов за 30 лет заплатил в казну более 1.000.000 рублей – сумму по тем
временем огромную.
Второй пивоваренный завод был построен в 1863
г. у чистейших родников в овраге у склона Покровской горы на берегу речки
Крупошевки (ныне ул. Заводская, 2). Со дня своего основания предприятие
развивалось быстрыми темпами, чему также весьма способствовало открытие
железнодорожного сообщения. В 1874 г. этот завод перешел к Акцизному обществу
во главе с директором – распорядителем купцом 1 гильдии Неухом Вульфовичем
Шварцем. Производство возросло столь значительно, что с 1880 по 1912 год
заводом было уплачено акцизов на 2.000.000 рублей. Главным потребителем была
Москва: маленький 20-тысячный Смоленск при всем желании не мог выпить столько
пива, сколько производилось на заводах Ефременкова и Шварца.
Продукция смоленских пивоваров,
представлявшаяся на выставках не только в России, но и за границей неоднократно
завоевывала награды, "что свидетельствовало о высшей степени [качества]
отечественной промышленности и казенных доходов".
В 1913 г. Смоленская городская Дума
ходатайствовала перед генерал-губернатором “…об испрошении наград купцам Неуху
Вульфовичу Шварцу и Николаю Александровичу Ефременкову”.
Высочайшим указом Н.В. Шварц был удостоен
звания почетного потомственного гражданина, а Н.А. Ефременков награжден золотой
шейной медалью на Александровской ленте.
Достопамятные читателю события 1917 – 1925 г.
отразились и на судьбах пивных заводов нашего города: завод Ефременковых был
закрыт (дата, и причины закрытия автору неизвестны), а завод Шварца был
восстановлен и сохранился до наших дней. Каждый любопытствующй может созерцать
этот памятник промышленной архитектуры по адресу: улица Заводская, дом 2. Этот
завод ухитрился пережить и революцию, и Вторую Мировую войну, избежать
реконструкций и модернизаций и умереть своей смертью уже в наше время.
Старожилы помнят, что еще с послевоенных лет
и -60х годов смоляне вкушали, по преимуществу, пиво местного производства.
Бутылочное “выбрасывали” на прилавки редко, обычно приурочивая это к выборам
или иным всенародным праздникам. Зато бочковое пиво в розлив в достатке
продавалось в ларьках, адреса которых были известны каждому любителю пенного
напитка.
В порядке отступления, замечу, что после
победы студентами Смоленского медицинского института в основном были бывшие
фронтовики, среди которых немалое количество значилось любителей пива.
Некоторые преподаватели тоже не были святошами и не гнушались в конце недели
побаловаться пивком. Такая общность увлечений студентов и преподавателей имела
и положительное значение. В неформальной обстановке за кружкой пенного напитка
беседы мэтров и студиозусов касались не только тем профессионального, но и
общекультурного направления (живописи, музыки, литературы этики и т.д.).
Постоянным участником “внеаудиторного просвещения молодежи” был весьма пожилой
профессор (обрусевший швед) Г. Г. Ю - н. В зависимости от ряда условий этот
своеобразный интеллектуальный клуб пользовался двумя маршрутами: “малого или
большого круга”.
Например, “большой круг” включал в себя
посещение пивных ларьков с броским названием “Пиво – Раки” около областной
больницы – напротив здания СЦКТБ – на площади Смирнова – невдалеке от больницы
БСМП – и у начала Трамвайного проезда. Малый же – от Областной больницы, мимо
кладбища по едва проходимой тропе (прозванной студентами позже “Проспектом
Старикова”) прямиком к последнему заведению, упомянутому в “большом круге”.
Мебель при ларьках, хотя и была в значительном количестве, не относилась к
претенциозным шедеврам: одна из бочек служила столом, другая – сидением.
Аналогичные “пивные залы” существовали близ
Заднепровского рынка: 3 – 4 ларька там, где нынче расположена площадь Желябова,
и не меньшее количество конкурирующих “микросуперпивомаркетов” там, где в
настоящее время находится платная стоянка (близ крытого рынка). Здесь в
основном вкушал пиво с доступными закусками трудовой и торговый люд.
Опрокинув кружечку у одного ларька, трудовой
люд отправлялся к другому, затем к третьему и т. д., пока не возвращался к
точке старта, продолжая дегустацию до обретения желаемой степени опьянения.
Были и такие, кто предпочитал интенсивно
достигать нужной кондиции за счет повышения концентрации алкоголя в пиве. Водку
для “ерша” можно было приобрести тут же, у ларечницы из - под прилавка.
Разумеется, подобное предпринимательство преследовалось законом, поэтому
выработался своеобразный конспиративный язык: “Машенька, мне полуторку с
прицепом и хор Пятницкого”.
Когда отходил от ларьков милиционер,
послевоенный пролетарий получал заказ: кружку пива (“прицеп”), чекушку водки
тут же вылитую в кружку (“полуторка”) и добрую порцию кильки (“хор
Пятницкого”).
Однако чудес не бывает. Завод ветшал,
оборудование совершенно устарело, пиво становилось все хуже и хуже, а тут
грянула рыночная экономика. Ценители качественного пива переключились на
“Холстен” и “Баварию”, а любители дешевки – на белорусскую продукцию. Бывший
завод Шварца тихо испустил дух.
В конце 90-х годов предпринималась попытка
оживить беднягу, выпустив несколько сортов бутылочного пива по бросовой цене.
Одна – две партии напитка случайно получились даже приличного качества, но
затем природа взяла своё. Завод снова впал в кому.
Потенциальные инвесторы, осмотрев его бренные
останки, махали рукой и говорили, что проще на пустом месте построить новый
завод, чем реанимировать руины.
Пришлось всем смолянам смириться с тем, что
пиво – продукт однозначно привозной.
Сообщение о том, что “Бахус” начал
производство одноименного пива стало сенсацией, как если бы совхоз “Козинский”
вздумал выращивать кокосы.
Пробная партия пива “Бахус” была раскуплена
молниеносно. Отведал и автор статьи. Ну, что же, пиво, как пиво, пить можно.
Только с ценой малость погорячились: 28 – 30 рублей за 1 литр – приемлемая цена
за раскрученный брэнд, вроде “Балтики” или “Клинского”. Равноценное же по
качеству белорусское пиво стоит аккурат вдвое дешевле. В общем, похоже, что
бизнес–стратегия “Бахуса” сродни стремлению продавать “Жигули” по цене
“Бентли”.
Можно предположить, что на первых порах
смоляне, движимые любопытством и патриотическими чувствами, основательно
налягут на пиво “Бахус”. Попривыкнув же, сообразят, что нет особого смысла
платить за него лишние деньги (особенно, если по собственной наивности покупать
его в розлив на улице Нахимова близ магазина “Товары доя дома” - в этом
продукте не увидите положенной пены, зато соотношение воды к пиву равно 3 к 1).
Что же касается старого пивзавода (бывшего завода Шварца), то недавно в продаже
снова замечены продукты его жизнедеятельности – пара сортов разливного пива.
По-видимому, налицо очередная попытка возродить предприятие. Но без коренной
реконструкции и внедрения современных технологий с жестким контролем качества
продукта старая пивоварня вряд ли сможет стать конкурентноспособной.
И. В. Панисяк к.м.н., доцент СГПУ
"Насаждение просвещения"
и "чтение морали"
Права студентов
Многие из нас уже прошли первый курс, кто-то
совсем недавно, кто-то уже давно. А кто-то ещё только полгода является
студентом СГМА. На первом курсе самые сильные впечатления – это другой город
(для большинства), учёба и требования, значительно отличающиеся от школьных,
новые знакомства, общага, отсутствие родительской опеки – свобода; одним
словом, “что хочу, то и ворочу”, как говорится. Вместе с тем появляются
жизненные трудности, проблемы, которых не избежать любому более или менее
самостоятельному человеку. Вот тогда-то у большинства из нас, а может быть и у
всех, возникает вопрос: “А какие права, как студент, я имею? Что я могу, а что нет?
Или я только должен, должен, должен...”
Конечно же государство наше о студентах
заботится и трепетно охраняет наши права, письменно закреплённые в Федеральном
законе №125 – ФЗ от 22.08.97 “О высшем и послевузовском профессиональном
образовании”. Правда, сейчас, как известно, законодатели вносят поправки, в том
числе и в данный закон, что вызывает бурные споры и негодование среди
студенчества и преподавателей вузов. Но пока новый закон не вступил в силу,
основываясь на действующем ныне, хочу напомнить Вам о том, какие права мы,
студенты, имеем.
Прежде всего, мы можем выбирать
факультативные (естественно по желанию) и элективные (а это уже в обязательном
порядке) курсы, которые предлагаются соответствующими факультетами и кафедрами.
Так что, если есть право получить дополнительные знания (имею в виду, прежде
всего, электив), то ни в коем случае не следует пренебрегать данной
возможностью, самое главное – выбрать интересный для Вас предмет, тогда и
слушать интересно будет, и время зря не потратите.
Помимо дисциплин, необходимых для
профессиональной подготовки, мы имеем право осваивать и другие дисциплины,
предусмотренные Уставом нашей Академии и преподаваемые в ней.
Если Вы очень активны и хотите внести вклад в
историю СГМА, то Вам предоставляется право принимать участие в обсуждении и
решении важнейших вопросов деятельности вуза, в том числе и через органы его
управления.
Так как наша Академия – учреждение
государственное, то мы можем бесплатно пользоваться её библиотекой (наш
“Аквариум”), информационными фондами, услугами учебных, научных, лечебных и
прочих подразделений. Мало того, нам, цитирую, “…предоставляется право на
бесплатное пользование услугами государственных и муниципальных библиотек, а
также бесплатное посещение государственных и муниципальных музеев”. Правда, мы,
почему-то, билеты в музеи покупаем, пусть со скидкой, но всё же… студенту
каждая копейка дорога.
Если Вы учитесь на платной основе, то, по
идее, можете перевестись на бесплатное обучение, в Академии нашей это не
запрещено. Но для этого нужно очень сильно постараться, да и зачётку иметь
отличную. Зато даю сто процентов уверенности в том (это касается мужской части
студентов), что в ближайшие пять – шесть лет после окончания школы в армию Вы
не попадёте, так как Вам предоставляется отсрочка на всё время обучения. Ну а
потом, Вы уже нашей военной кафедрой будете подкованы так, что никакая армия
страшна не будет, к тому же, кто-то – с офицерским званием в кармане.
Если Вам после одного, двух, трёх и т.д. лет
учёбы надоел Смоленск, да и СГМА поднаскучила, то Вы можете, если сумеете,
конечно, перевестись в другой вуз. При этом Вам гарантируется свобода перехода
и сохранение всех прав, как за обучающимся впервые на данном курсе данного
вуза.
А коли Вы решили покинуть Академию по
собственному желанию или по уважительной причине, имейте в виду – у Вас пять
лет на размышление, в течение этого срока Вы имеете право восстановиться с
сохранением той основы обучения (платной или бесплатной), в соответствии с
которой Вы обучались до отчисления. А вот если Вас отчислили по неуважительной
причине (академический отпуск здесь ни при чём), то шансов на восстановление
очень мало – вряд ли Академия захочет снова с Вами связываться.
А теперь позвольте перейти к больному для
многих студентов вопросу, связанному с проживанием. Каждый студент,
“…нуждающийся в жилой площади, должен быть обеспечен местом в общежитии,
отвечающим санитарным нормам и правилам, при наличии соответствующего жилищного
фонда вуза” - говорится в Федеральном законе. За проживание в общаге, за пользование
коммунальными и бытовыми услугами мы должны платить, согласно закону, 5% от
размера стипендии. Если учесть, что она составляет 400 р., то элементарная
пропорция поможет Вам подсчитать сумму ежемесячной оплаты за общежитие…
(Правильный ответ см. в конце статьи). И пока есть студенты, нуждающиеся в
жилой площади, не допускается использование этой самой площади не по назначению
(сдача в аренду и др. сделки), а также использование, приводящее к её
уменьшению.
И это ещё не всё, что должны предоставлять
студентам государство и администрация вуза. А насколько эти обязательства
выполняются, думайте сами. Хотелось бы надеяться на то, что Вы объективно
подойдёте к решению для себя этого вопроса.
(20 р.)
Маргарита М.
Литературная гостиная
Владимир Сапожников. Рассказы
ТЁТИН НОМЕР
Надя в это утро была разбужена рано нежданным
звонком домофона. ''Может, мне послышалось?'' - сонно подумала она,
перевернувшись на другой бок в широкой постели, так что ощутила тепло,
исходящее от спины Сергея.
Но звонок повторился еще и еще раз. Сергей на
этот звук никак не реагировал. Он вообще отличается беспробудностью. Делать
нечего – пришлось плестись к входной двери.
– Кто там? – почти раздраженно обратилась она
к переговорному устройству.
– Откройте… Телеграмма вам,– раздалось оттуда
в ответ. Надя нажала на кнопку, открывающую дверь в их подъезд, запахнула на
груди поплотнее наброшенный на голое тело любимый мягкий халатик. Посмотрела на
часы, висевшие в прихожей – они показывали полседьмого утра. ''Что за
телеграмма в такую рань … От кого, интересно?"'– размышляла она.
Через минуту заспанная невеселая пожилая
почтальонша вручила ей телеграмму.
Надя развернула сложенный вдвое листок и
прочла: ''… Буду сегодня восемь рейсом Воркуты тетя Нюра''.
''Какая еще тетя Нюра? – мелькнула в еще не
до конца проснувшемся мозгу Нади. – … Ах, да, та тетя Нюра… стоматолог из
Воркуты…''
Ей вдруг живо вспомнилась подвижная, полная
хохотушка, невысокого роста, с необъятной грудью, которая всегда обильно
угощала ее, тогда маленькую девочку, вкусными шоколадными импортными конфетами
…
Они не виделись лет восемь с тех пор, как
тетя Нюра приезжала на похороны Надиной мамы, скоропостижно скончавшейся от
острой сердечной недостаточности. Помнится, она еще тогда предлагала ее убитому
горем отцу забрать с собой в Воркуту четырнадцатилетнюю племянницу.
Своих детей, как, впрочем, и мужа у тети не
было. Она считала, что овдовевшему мужчине будет сложнее воспитывать одному,
без матери дочь, чем ей – одинокой женщине.
Но отец отказался, и Надя осталась жить с
ним.
Три года они прожили душа в душу, дружно. От
горя отец, казалось, не замечал других женщин. Но потом появилась Галя –
молодая сотрудница НИИ, где трудился всю жизнь Надин отец. Видимо, между ними
возникло сильное чувство, которое принято называть любовью. Сначала отец
регулярно стал допоздна задерживаться на работе, затем – перестал иногда
ночевать дома.
И, наконец, однажды он познакомил Надю с
Галей, представив ее как свою новую жену.
Конечно, Наде это было неприятно, что кто-то
занял место ее матери. Но она не подала виду, вела себя пристойно. В это время
она уже училась на первом курсе экономического факультета местного
университета, успешно сдала первую сессию, целовалась в подъезде дома с
настойчиво провожавшим ее однокурсником …
Отец перешел жить на квартиру к Гале, у них
появился маленький краснощекий первенец – Алеша, и молодоженам стало не до
Нади. Она осталась жить в двухкомнатной родительской ''хрущобе''. Рождение
сводного брата ее как-то не обрадовало, а, наоборот, придавило психологически.
Все чаще она стала прогуливать занятия в
университете, больше времени проводить в ночных клубах и на дискотеках. Перед
зимней сессией на втором курсе ее отчислили за неуспеваемость. Говорить об этом
отцу она не решилась.
К тому же ее новый друг Сергей –
преуспевающий бизнесмен, только что разведшийся со своей женой, воспылал к ней
всем сердцем и начал проплачивать ее обучение на экономическом факультете
частного вуза, в который Надя и перевелась.
Сергей был богат, деньги делал на перепродаже
импортных автомобилей богатым ''насосам'', как он называл ''новых русских''.
Ему было пятьдесят четыре, но выглядел моложе, оказался подвижным, веселым,
общительным, щедрым – и Надя вскоре переселилась в его громадную пятикомнатную
''сталинку'' в центре города на правах гражданской жены или любовницы …
Жили они вместе уже два года. Отец Нади
как-то легко и быстро смирился с фактом сожительства его двадцатилетней
дочери-студентки с богатеньким ''чебурашкой'', своим ровесником. Они вскоре
даже как бы подружились с Сергеем, после того, как тот ненавязчиво выручил
отца, одолжив ему безвозвратно кругленькую сумму денег на приобретение новой
автомашины.
И вот теперь на горизонте неожиданно
объявилась тетя Нюра из Воркуты. Как она воспримет изменившуюся жизнь племянницы?
Надя, размышляя об этом, подошла к кровати,
на которой немного похрапывая, прижав смятую подушку к немного одутловатой
щеке, спал Сергей.
Женщина осторожно коснулась ладонью его
крепкого, выглядывающего из-под одеяла плеча:
– Сережа, проснись …
Сергей, не открывая глаз, перевернулся на
спину, неожиданно обхватил Надю за тонкую талию, уронил ее на себя, засмеялся:
– А я-то думаю, кто это спать мешает, бродит
по квартире? … А это мой маленький пушистый котенок не спит …
Он с удовольствием поцеловал ее слегка
припухшие, как всегда манящие губы, погладил рукой упругости под задравшимся
вверх сзади халатиком.
– Чего хочет мой котенок в такую рань? Что
ему мешает спать? …
– Сереж, телеграмму принесли … От тети Нюры
из Воркуты… Она прилетает к нам в город через час… Надо встречать тетку…
– Ну, что ж, встречать, так встречать… Тогда
давай собираться в дорогу, поедем в аэропорт…
Тетя Нюра оказалась все такой же неунывающей,
только слегка постаревшей толстушкой-хохотушкой. Сначала она очень настороженно
посматривала в сторону Сергея. Втихую, на кухне, оставшись наедине с Надей
после обеда выговаривала племянницу за то, что ''связалась с мужиком,
годившемся ей в отцы…''. Но, услышав в ответ слова о щедрости и доброте друга,
как-то сбавила тон, видимо, решив для себя, что времена теперь иные, поэтому и
нравы у молодых изменились. К тому же скучать гостье не приходилось.
Наверное, решив свалить тетю Нюру наповал,
Сергей пригласил дам вечером поужинать в ''Березке'' – ресторане со стриптизом,
известном в городе своими мягко говоря раскрепощенными нравами. Не почуявшая в
этом приглашении подвоха, тетя Нюра, давно не бывавшая даже в обычных
ресторанах, сразу согласилась.
Вот уже полтора часа, как Сергей, тетя Нюра,
Надя ужинали за отдельным столиком в затемненном зале ''Березки''.
Когда на сцену вышла первая обнаженная
стриптизерша от неожиданности тетя Нюра подавилась куском проглатываемого
антрекота. От этого ее маленькие серые глазки чуть не вылезли из орбит:
– Наденька… Это что такое? Она же голая!..
Что она делает – раздевается совсем?! – ошарашенно почти захрипела тетя, с
трудом все-таки справившись с проклятым антрекотом.
– Да, это стриптиз, тетушка – и больше
ничего,– улыбнулась в ответ племянница. Сергей с удовольствием наблюдал за
обвораживающими, мягкими телодвижениями танцовщицы, легкая улыбка не сходила с
его лица. Одновременно он уже в очередной который раз наполнил до краев фужеры
виски:
– А, что, тетя Нюра, не так уж плохо это
смотрится, правда? Молодость – это прекрасно… Выпьем за молодых!
Тетя Нюра послушно опрокинула фужер с темным
виски, закусила пойманной на вилку оливкой:
– Но это же разврат, чистый разврат, Сережа…
В наше время такого безобразия не было… Чему мы учим нашу молодежь…
– А ее учить ничему такому не надо… Она нас
сама такому научит,– рассмеялся Сергей, полуобняв при этом талию уже
подхмелевшей Нади, сидевшей с ним рядом.
– Как вам здешняя кухня, нравится?
Тетушка, видимо, любящая вкусно поесть,
приканчивала уже второй по счету антрекот.
– Да, безусловно, вкусно кормят,– подтвердила
она.
– Что ж, передам вашу благодарность своему
старому другу Олегу – владельцу этого заведения… Давайте-ка еще по одной,
освежим, девочки. Я предлагаю тост за нашу тетю Нюру – замечательную гостью и
современную женщину,– и Сергей наполнил бокалы виски из пузатой массивной
литровой бутылки. Они с удовольствием выпили, закусили.
За это время на сцене появились трое новых
танцовщиц. А стриптизерша, выступавшая раньше, водрузилась на колени одному из
восторженно кричавших в зале пожилых мужчин, сидевших за соседним столиком.
Мужчина стал под подбадривающие возгласы присутствующих тискать ее за
обнаженные груди и целовать в шею.
Тетя Нюра, закусывая, уже слегка
остекленевшими от выпитого, глазами внимательно следила за происходящим в зале
ресторана.
– Сережа, что-то мне жарко стало… Можно я
сниму костюм? – спросила она изменившимся, странно осипшим голосом.
– Здесь все можно, что не запрещено, как
любил говаривать наш последний генсек, дорогая родственница. Хоть все можете с
себя снять,– засмеялся Сергей, подливая ей в фужер виски.
– Да, особенно, если Сергей рядом – то здесь
можно все,– многозначительно подтвердила Надя, поцеловав при этом друга в губы
затяжным поцелуем. – Сейчас будет самое интересное – пойдет мужской стриптиз…
Тетя Нюра почти машинально махом опустошила
свой бокал, закусила салатом из креветок.
В это время в душном зале зазвучала приятная,
медленная музыка, и на сцену, делая пластичные телодвижения всеми напрягшимися
частями обнаженного почти полностью, не считая узеньких плавок, тела, вышел, а
точнее – выплыл совсем еще юный брюнет с правильными красивыми чертами лица.
Тетя Нюра, не отрываясь взором от сцены, уже
оставшаяся в одной легкой, без рукавов полотняной блузке, под которой провисали
ее громадные груди, рукой сама нашла прохладную ребристую бутылку с виски.
Налила, расплескав напиток на скатерть, свой фужер, фужеры Сергея и Нади,
удивленно наблюдавших за ее решительными инициативами.
– Выпьем за любовь и… молодость,– хриплым
голосом предложила она. И, не дожидаясь реакции соседей, проглотила свою порцию
огненной жидкости, даже не поморщившись.
Серегй незаметно подозвал официанта, что-то
шепнул тому на ухо, засунув при этом в карман тому стодолларовую бумажку.
Официант благодарно закивал и скрылся в околосценной тьме.
Стриптезер как раз начал ритмично совершать
импульсивные движения своим взмокшим телом под усиливающееся улюлюканье
зрителей.
– Сейчас выберет партнершу для танца,–
пояснил Сергей тете Нюре, подливая ей виски.
– А, как он это сделает? – не поняла та,
только на минутку повернув в сторону Надиного друга свое налившееся кровью,
побагровевшее лицо с такими же красными воспаленными, готовыми, казалось,
выпасть из орбит, глазами.
– Очень просто. Выберет самую сексапильную на
его взгляд даму за столиками и пригласит ее на танец…
И, действительно, танцор, к которому перед
этим незаметно, на мгновенье подскочил официант и что-то шепнул, продолжая
совершать ритмичные вызывающие движения, в том числе узкой полоской плавок,
спустился с низкой сцены ,и двинулся между рядами столиков под восторженные
возгласы присутствующих, в том числе немолодых дам.
Напряженно наблюдавшая за его движениями,
тетя Нюра, как воду проглотила наполненный предусмотрительным Сергеем бокал.
В эти минуты она стала напоминать тигрицу, изготовившуюся
к прыжку. Крылья ее носа шумно раздувались…
Танцуя, стриптезер приблизился именно к их
столику…
– Разрешите пригласить вас на танец, мадам,–
слащаво улыбнулся танцор, склонившись к полной руке тети Нюры.
Взоры всей ресторанной публики обратились на
них. Тетя Нюра от неожиданности сделалась еще более пунцовой, под мышками на
белой ткани блузки явственно проступили влажные пятна.
– Спорю, что тетя Нюра не решится станцевать
с ним! – бросил Наде Сергей, так чтобы это было слышно не только им.
Тетя Нюра каким-то обезумевшим взглядом
засверкавших глаз посмотрела в их сторону, резко, будто сорвавшись с невидимых
тормозов, встала со скрипнувшего стула, шагнула навстречу обнаженному,
улыбающемуся стриптизеру.
Очутившись в пространстве посредине замершего
зала, в следующее мгновение она издала какой-то почти звериный
нечленораздельный звук. Затем сняла, а, точнее – сорвала с себя блузку, юбку,
треснувший бюстгальтер, отчего ее громадные, до пояса, белые груди закачались,
зависли на уровне плеч стриптизера, с лица которого моментально слетела
нагловатая улыбка.
– Что-ж, станцуем, молодежь! – рыкнула тетя
Нюра. После чего решительно придвинула своими пухлыми, крупными руками, сплошь
покрытыми веснушками, вконец растерявшегося танцора. Она сделала все так резко,
что ее необъятные груди при повороте взлетели вверх и опустились на потерявшие
всякую уверенность плечи стриптизера. Зал взревел в восторге.
Зазвучала музыка танго. Тетя Нюра, плотно
прижав к себе обнаженного юношу, начала выделывать невероятные "па" в
своих дремучих северных трусах до колен, с голубым начесом.
Через мгновение весь ресторан, дружно хлопая
в ладоши вместе с Сергеем с Надей, ревел в ритме танго:
– Тетя Нюра, тетя Нюра, тетя Нюра!..
Спустя некоторое время вконец расслабившуюся
тетю Нюру Сергей с Надей с трудом оторвали от стриптизера. Под улюлюканье и
горячие аплодисменты зала отвели ее в кабинет администратора, где помогли
одеться. Кое-как дотащили полуторацентеровую тетушку до такси, которое
доставило их до дома.
…На следующий день тетя Нюра выглядела
страшно смущенной и растерянной, извинялась перед Надей и Сергеем за свое
расслабленное поведение. На что Сергей отвечал с улыбкой:
– …Ничего особенного… Просто хорошо
оторвались, как сейчас говорит молодежь… Мне Олег – хозяин ресторана при
расставании вчера сказал, что обязательно сделает новый номер, где будет
использован подобный сюжет с "подсадой'' женщины стриптизерши из зала…
И, действительно, как-то спустя месяц после
этого Сергей с Надей зашли в ''Березку'' и убедились, что Олег сдержал свое
слово. В программе вечера появилось новое шоу, в котором участвовал все тот же
стриптизер и многокилограммовая женщина – ''подсада'', которая сначала срывала
с себя одежду, затем начинала танцевать танго с партнером. Новый номер
пользовался неизменным успехом у публики…
МАРСИАНКА
(Фантастический рассказ)
Иван Петрович с трудом раскрыл отяжелевшие,
слипшиеся веки глаз, осмотрелся вокруг. Его взору предстал серый, казалось,
давящий сверху потолок незнакомой комнаты. Из последних сил он повернул на бок
налившуюся свинцом, непослушную, сразу от этого загудевшую, зашумевшую голову.
От движения мурашки пробежали по онемевшим пальцам рук к плечам. Застучало,
запульсировало в висках. Учащенно, судорожно забилось сердце. В полумраке
комнаты у изголовья постели с трудом он различил расплывающийся овал
склоненного женского лица с прикрытыми глазами…
С трудом стал вспоминать - что с ним и где
он. Ситуация развивалась постепенно. Последние полгода он - Иван Петрович
Скачков - местный “олигарх” и генеральный директор ООО “Тира-спирт” вдруг
почувствовал себя хуже, чем обычно. До этого в свои пятьдесят один он
практически ничем не болел, ни на что не жаловался, оставался необычайно бодрым
и энергичным. Наверное, именно отменное здоровье позволило ему поднять “с
колен” ООО “Тираспирт”, когда Скачкова три года тому назад назначили
гендиректором этого добитого до ручки, разворованного предшественником
предприятия. За полгода после назначения на должность Иван Петрович сумел
рассчитаться со всеми долгами фирмы, еще через полгода ООО начало уверенно
наращивать прибыль, затем вышли на международный рынок. Заброшенные некогда
цеха ожили, работники стали регулярно получать зарплату, премии… Да и о себе
Скачков не забывал. Отстроил двухэтажный коттедж по евростандартам, куда
перебрался со своей давно неработающей женой Галей. Единственной, уже замужней
дочери оставил свою старую квартиру, подарил зятю новенький “Ниссан” на день
рождения…
Все беды начались с того, когда месяца четыре
тому назад Иван Петрович заметил, что у него пропал всякий интерес к жене, как
к женщине. До этого они не так часто, но регулярно – хотя бы пару раз в неделю
предавались супружеским постельным утехам. А тут как-то закрутился, заработался
что ли, но обнаружил однажды вечером, когда жена в кровати после только что
принятой домашней баньки привычно приласкалась к нему, что не слышит ответного
отклика в своей душе. Более того – ее ласки вызывают только раздражение. Галя,
будучи человеком чутким, тут же его успокоила:
– Ничего, дорогой, бывает. Видно, совсем ты
забегался, устал. Спи спокойно…
После этого она по-домашнему чмокнула его в
щеку, повернулась к раздосадованному Скачкову спиной и быстро уснула.
В последующие дни жена не проявляла особо
упорных попыток возобновить их близость. Иван Петрович старался приходить с
работы домой попозже, когда она в лучшем случае сонно приветствовала его в
постели.
Ну, Галя – бог с ней, ладно, как-никак вместе
они прожили около двадцати пяти лет. Могли и поднадоесть друг другу. Но
Скачкова с того злополучного вечера начала разъедать, как раковая опухоль
другая навязчивая мысль – почему он потерял интерес и к другим, более молодым
женщинам? Например, к своей секретарше Вере – двадцатишестилетней разведенной
блондинке с самыми привлекательными формами тела, которые она не стеснялась
демонстрировать шефу, и с которой он до этого регулярно “расслаблялся” в
потаенной комнате за кабинетом на слегка продавленном рыжеватом диване. С того
вечера у Ивана Петровича почему-то перестало появляться чувство охотника внизу
живота при виде неосторожно обнажавшихся длинных, слегка полноватых красивых
ног Веры. Он перестал по пятницам, в конце рабочей недели приглашать ее на
чашечку коньяка к себе на рыжеватый диван. И, что его больше всего бесило –
секретарша восприняла эту перемену в поведении шефа как-то слишком легко,
словно должное. Ну, не хочет – значит есть для этого причины.
Спустя два месяца после памятного вечера с
женой Скачков заметил, что работа, до того приносившая столько радости, стала
ему в тягость. И это тягостное ощущение постепенно нарастало с каждым днем. Он,
конечно, продолжал выполнять свои обязанности в полном объеме. Все также личный
шофер заезжал за ним по утрам к семи часам, и обычно привозил назад после
трудового дня затемно.
Но беды Скачкова на этом не закончились.
Спустя месяц у Ивана Петровича напрочь пропал аппетит. До этого он всегда много
и с удовольствием ел, особенно обожал хорошо приготовленные женой мясные блюда:
отбивные, шашлыки, пельмени.
– Что-то ты совсем стал плохо есть, Ваня? Не
приболел ли? - однажды утром подметила Галя, когда Скачков вот уже который день
подряд вяло поковырялся в традиционной утренней котлете, почти не притронувшись
к ней, отодвинул тарелку в сторону. Жена заботливо коснулась своей оказавшейся
неожиданно горячей ладонью его ледяного лба:
– Нет, лоб не горячий…Температура нормальная.
Но, может, есть все-таки смысл показаться врачам?
И Иван Петрович показался. Знакомые врачи
двое суток безуспешно крутили-вертели его со всех сторон. Слушали,
простукивали, осматривали и горло, и уши, и живот, делали ультразвуковое,
рентгеновское исследование, компьютерную томографию всех участков тела, начиная
с головы. Залазили гибкими импортными, но все-таки неприятными инструментами в
желудок, кишечник, мочевой пузырь… Но так ничего и не нашли. Получалось, что
человек теряет работоспособность, аппетит, интерес к женщинам, жизни, а причины
сколько-нибудь значимой для этого нет. В конце- концов пришли к заключению, что
Скачков просто устал, вымотался, и порекомендовали ему уйти в отпуск, сменить
обстановку. В то же время уезжать на курорт за границу, как он это обычно делал
последние годы, не посоветовали. Не стоит менять климат в подобной ситуации. И
Иван Петрович взял путевку в санаторий в средней полосе, недалеко от родного
города.
Но, приехав в санаторий, где его поселили в
люкс-номере с лоджией, выходящей к озеру, Скачков через два дня почувствовал
себя гораздо хуже, чем прежде. Появилась сильнейшая пульсирующая головная боль.
Вообще исчез аппетит. Ко всему прочему температура тела подскочила до сорока
градусов… И вот такого - чуть живого, угасающего, с непонятным диагнозом, вчера
его привезли в областную больницу. Где тоже поместили в отдельную люкс-палату с
окном, выходящим в сторону соснового бора, подступавшего к зданию больницы. В
клинику тут же приехала перепуганная насмерть Галина с дочерью и зятем. Врачи и
медсестры суетились вокруг больного. В вену вливали какие-то разноцветные
растворы, вводили медикаменты. Но – что с ним, какой диагноз – никто не
говорил. Как Скачков понял – никто толком не мог объяснить причину болезни,
такого катастрофического ухудшения состояния. Что Ивана Петровича дополнительно
угнетало во всей его изменившейся за последнее время жизни,– это то, что он
перестал видеть сны. Полгода тому назад сновидения приходили к нему почти
каждую ночь. Порой они были даже более интересными и захватывающими, чем
реальная действительность. И вот с того злополучного вечера – раз, и перестали
сниться вообще. Ожидание ночи превратилось для него в ожидание неизбежного
погружения, провала в вязкую, темную, тревожную бездну под названием сон. Эта
темная бездна всегда заполняла его мозг с трудом, нехотя. После такой ночи он
просыпался с тяжелой, как после перепоя головой, разбитостью во всем теле.
Казалось, сны безвозвратно покинули его, измученного непонятной болезнью.
– …Вы что-то спросили, чего-то хотите? –
заботливо наклонилась дежурившая в палате юная медсестра, лицо которой Скачков
различал по-прежнему с трудом, хотя у него до болезни никогда не было проблем
со зрением, особенно если встречал симпатичную женщину. Он тяжело пошевелил
присохшим к небу языком, запекшимися губами:
– Нет, ничего… Отдыхайте…
– Может, вы себя хуже чувствуете? Позвать
врача? – забеспокоилась девушка.
– Не надо… Лучше… Я хочу поспать…
В висках, не переставая, пульсировала боль.
Веки сами собой закрылись. Больной уже не чувствовал своих ног, рук. Тяжесть
разлилась по всему его телу холодной истомой. “Поскорее бы отмучиться и
умереть, что ли… Разве это жизнь?… Господи, за что мне такие муки…”,– вяло
размышлял Иван Петрович, опять погружаясь тоскливо в вязкую темноту тяжелого,
нездорового сна…
Сколько прошло времени, часов, он точно не
знает. Как будто кто-то резко толкнул его в спину, и Скачков открыл глаза.
Сквозь не успевшую развеяться пелену болезненного сна он увидел, как в
полуоткрытую большую форточку в окне палаты осторожно просунулась обнаженная до
локтя чья-то тонкая, красивая рука. От увиденного у Скачкова сперло в груди
дыхание, бешенно заколотилось сердце: “Кто это там лезет ко мне в палату? Где
медсестра?”
Пересилив боль, он повернул голову набок -
медсестра крепко спала за столом, положив голову на руки. Стояла глубокая
августовская ночь и тишина. Ни шороха. Лучи, исходившие от слабого
электрического светильника на столе почти не достигали окна, завешанного не до
конца задернутыми темно-красными шторами. Рука в форточке на мгновение исчезла
и тут же появилась вновь. Это была определенно женская рука. Скачков уже не
сомневался, что она принадлежала женщине, к тому же молодой женщине. Настолько
по-женски красивыми были ее очертания. Ивана Петровича поразило, что кожа на
руке незнакомки была не белой, а отливала каким-то синеватым оттенком, слегка
даже опалесцировала. Пальцы руки пошарили и, наконец, нашли задвижку,
запиравшую раму окна изнутри, открыли ее. У Скачкова все замерло внутри, он
лежал ни жив - ни мертв, не в силах ни закричать, ни разбудить спящую за столом
медсестру.
Окно медленно, с легким скрипом распахнулось.
В этот момент комната озарилась ярким, каким-то неземным, лунным светом.
Незнакомка, окутанная холодными, с голубоватым оттенком лучами легко, почти не
касаясь подоконника шагнула внутрь палаты. Когда Скачков увидел ее – у него
вдруг исчезло всякое желание будить медсестру, звать кого-то на помощь, исчез
страх. Его душу заполнил какой-то животный, дикий восторг. Перестала
пульсировать в висках боль, не отпускавшая его все последние дни. Дыхание
успокоилось, сердце забилось в груди спокойно и ритмично.
Нежданная гостья была совершенно обнаженной
и… прекрасной. Ее небольшие выпуклые груди с чуть-чуть выбухающими сосками,
красивый овал низа живота, почему-то напрочь лишенный волос там, где они обычно
присутствуют у женщин, несколько полноватые, и одновременно трогательно
утонченные бедра излучали какое-то свечение, невидимую энергию, которую Иван
Петрович ощутил физически. В темноте был плохо различим овал ее лица. На голове
как будто бы не было волос. Это скрадывалось исходящим в разные стороны
голубоватым нимбом и ярко, но нежно светящимися, переливающимися морской волной
огромными, как показалось Скачкову – в пол-лица, круглыми глазами. Незнакомка
подошла к кровати, на которой беззвучно лежал Иван Петрович.
Приподняла краешек простыни, прикрывавшей его
обнаженное тело, и стремительно, так что мужчина даже не успел никак отреагировать,
как будто взлетев в воздух, уселась на него сверху. От этого Скачкову не стало
тяжело, словно ее тело не имело веса. К нему в этот момент вернулся дар речи.
Иван Петрович с удивлением заметил, что стал говорить совершенно легко, без
напряга:
– Кто ты такая? Откуда взялась?… И зачем?…
Что ты хочешь?…
Незнакомка улыбнулась, но не в человеческом,
земном понимании этого понятия. Иван Петрович не видел, чтобы раздвинулись в
улыбке ее губы, ему вообще казалось, что у нее нет губ, рта. Там, где они должны
были бы быть на склонившемся близко ее лице фосфоресцировала голубая дымка. Она
улыбнулась своими, излучавшими неземную нежность огромными глазами.
– Не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего
плохого… Я пришла помочь тебе и излечить тебя от болезни…
Скачков ощутил, какая у нее нежная,
податливая, слегка горячая кожа на внутренней поверхности бедер, прильнувших к
его все-таки похолодевшим от испуга ногам.
– Кто… Кто ты такая? – срывающимся голосом
спросил он.
– Успокойся… Я женщина, и это то, чего тебе
так не хватает в последние полгода… Настоящая женщина… И я вылечу тебя…
Она еще ближе наклонилась к нему. Ивану
Петровичу показалось, что ее лицо, ее голубые глаза погрузились в его тут же
загоревшее лицо. Нет, все-таки рот и губы у нее были, хотя он их и не видел.
Поцелуй ее губ был тоже проникающим, необычайно нежным и страстным. Так
Скачкова не целовала никогда ни одна женщина на свете.
– А почему ты такая… ну, необычная, неземная
что ли?
Он почувствовал, что в ответ она вновь
засмеялась одними глазами.
– Да, я не такая, как те женщины, с которыми
ты раньше занимался любовью. Я живу в другом измерении, в параллельном дневному
и человеческому мире. Я одна из тех, кто много лет тому назад, прилетели на
Землю с Марса. Поэтому я живу, общаюсь с людьми-землянами только во сне, по
ночам… Мы - живущие в параллельном мире выбираем кого-то из вас - землян, кто
нам понравится… Вот я и выбрала тебя, давно живу рядом с тобой. Но прихожу к
тебе только ночью, во сне. Хотя днем все время нахожусь рядом с тобой неотступно…
А встречаюсь с тобой только во сне… Тебе ведь раньше снились красивые сны, сны
наслаждения, во время которых ты занимался любовью с незнакомыми прекрасными
женщинами? Это всегда была я. Просто мы обладаем свойством менять свой облик во
время встреч в зависимости от желаний наших избранников… Только сегодня ты
увидел меня такой, какая я есть на самом деле… Чтобы ты опять видел меня разной
в зависимости от твоих мечтаний, я должна сегодня после разлуки слиться с
тобой… Некоторые мудрые люди, которые общаются со своими неземными избранниками
или избранницами, называют нас ангелами. Если хочешь – зови меня
ангел-хранитель… Я знаю, что ты плохо себя чувствовал последние полгода. Это
связано с тем, что я отлучалась в гости на Марс, повидать близких… И вот теперь
я вернулась.
– Так ты – марсианка? – почему-то уже совсем
успокоившись спросил Скачков. Он почувствовал, как ее горячие, тонкие пальчики
скользнули куда-то вниз по его животу…
– Да, ты угадал, дорогой. Я – марсианка.
Поэтому я и отличаюсь от тех женщин, с которыми ты общался днем. Но я тоже
женщина, я соскучилась по тебе, к тому же хочу помочь выздороветь…
От ее ласк и мелодичного успокаивающего
голоса Иван Петрович почувствовал, как забытое уже полгода тому назад, не
приходившее все это время мужское желание медленно начало наполнять распирающим
давлением низ его живота.
– Раз ты женщина, то можешь любить мужчину,
как это делает женщина? - неожиданно дрогнувшим голосом спросил он ее, вновь
ощутив на своих губах всю прелесть и неземной аромат ее губ.
– А, ты точно этого хочешь? Не боишься? –
подтрунивала она над ним. – Почему это я не могу любить мужчину, как женщина?
– Но ты же марсианка… Поэтому, может, у тебя
и там не все устроено так, как у земных женщин? – удивился Скачков той
легкости, с которой задал этот бестактный вопрос. Марсианка как бы читала все
его мысли:
– В твоем вопросе нет ничего бестактного. Он
естественен. Да, у меня действительно по-женски устроено все не совсем так, как
у землянок. Но это не значит, что хуже. Я думаю, тебе понравится. И это поможет
тебе выздороветь…
В то же мгновение Иван Петрович ощутил, как
его возбужденная, полная желания, напряженная плоть была мягко, но плотно
окутана чем-то материальным, ощутимым, чрезвычайно нежным, но неземным. Он
лежал почти неподвижно, и более того - всякое желание двигаться у Скачкова
исчезло вообще. Приятная аура нахлынула на него, прокатилась по всему его телу,
достигнув, казалось, всех его клеточек. Появилось ощущение, что вся она –
неземная женщина медленно и нежно погружается, проникает всем своим телом,
теплыми упругими бедрами, животом, напрягшимися грудями и губами в его тело. И
в этот момент тысячи, миллионы разноцветных звезд с космической скоростью
разлетелись по разгоряченному мозгу Ивана Петровича…
Он открыл глаза без усилий над собой, без
всякого напряжения.
Голова и тело казались опустошенными и
удивительно легкими, как только что осушенный бокал хорошего вина. Нигде ничего
не болело, ничего не беспокоило, на душе было спокойно.
– Как ты себя чувствуешь, Ваня? – склонилась
над ним жена с опухшим, видимо, от бессонницы лицом, с беспокойными, тревожными
глазами.
– Отлично. Очень хочется есть. Лучше бы
чего-нибудь мясного,– улыбнулся он Гале. – Наклонись ко мне поближе…
Жена, встревоженная его неожиданным
оптимизмом придвинулась поближе. Скачков обнял ее вдруг окрепшей рукой
чуть-чуть ниже талии, крепко и с удовольствием поцеловал в губы. От этого на
щеках совсем растерявшейся Гали, как когда-то прежде загорелся румянец.
– Ну, ты даешь… Чувствую, пошел на поправку,–
радостно хохотнула она.
Иван Петрович совершенно легко, безболезненно
приподнялся и сел в постели. Кроме них в палате никого не было. Одна из штор на
окне оказалась чуть-чуть сильнее сдвинута в сторону, да поскрипывала
приоткрытая форточка… Весело щурилось солнце на голубом безоблачном просторе
заоконного неба.
Он еще раз с удовольствием обнял
раскрасневшуюся жену, с радостью ощутив, какое у нее еще молодое,
притягательное тело.
– Ваня, да, что на тебя нашло…– та совсем
смутилась от давно забытых ласк.
– Да, ничего особенного, выздоравливаю,
видимо, – Скачков пружинисто спрыгнул с кровати, накинув на себя простыню, от
которой пахнуло чем-то по-ночному сладострастным, неземным. Подбежал к входной
двери, закрыл изнутри защелку на ней. Вернулся назад к растерянной Гале:
– А ты у меня по-прежнему красивая… Я по тебе
соскучился…
Через неделю, полностью справившись с
непонятной болезнью, врачи так и затруднились с окончательным диагнозом,
Скачков вышел на работу. Рано утром, приехав даже на двадцать минут раньше
обычного, прошел в свой кабинет. Секретарша Вера нерешительно, с несколько
смущенным видом зашла к нему с толстой папкой бумаг на подпись, скопившихся за
время его болезни.
– Вот, Иван Петрович, целый завал…
Скачков заметил краем глаза, подписывая
очередной документ, какие же все-таки у нее чертовски аппетитные груди, того и
смотри – выпадут через край широкого разреза тонкой серой блузки. Он осторожно
положил слегка вспотевшую ладонь своей свободной руки на упругое бедро
секретарши. Почувствовал, как Вера слегка вздрогнула от этого. Забыла – давно
он этого не делал! Но руку не отвела, более того – как бы даже прижалась к ней.
– Что, скучно было здесь без меня? – слегка
улыбнувшись, спросил Иван Петрович.
– Конечно, скучала… Волновалась сильно за
вас…
– В конце рабочего дня задержись, если хочешь
– попьем чайку, вспомним былое…– и он погладил ее рукой.
– С удовольствием, Иван Петрович…
Да, и еще одно немаловажное обстоятельство. К
Скачкову опять вернулись былые сновидения. Засыпает он теперь быстро и с удовольствием,
как будто спешит на встречу с кем-то…
Адрес для переписки: 300001 г.Тула,ул.Марата,
д.35,кв.248, д.тел.(80872) 42-02-30
________________________________________________________________________________________________________
NB! Мнение редакции не всегда совпадает с
мнениями авторов
Штаб-квартира редакции: 214019, г. Смоленск, ул. Крупской, 28д. Смоленская
государственная медицинская академия. Кафедра анатомии человека. Студенческая
научно-исследовательская лаборатория электронных коммуникаций.
Телефон редакции: (0812)510012; бухгалтерии: (0812)550469
E-mail: uusgma@sci.smolensk.ru или notab@yandex.ru
URL: http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/library/vivat/vivat.htm
СТРАНИЧКА РЕДАКЦИИ: http://www.nota-bene-sn.narod.ru
ВНИМАНИЕ! ГОТОВИТСЯ ПЕЧАТНЫЙ ВЫПУСК ГАЗЕТЫ
(NOTA BENE # 2).
Редактор - Горбунов М. В.
Подписка по e-mail: В строке "Тема" написать "Vivat academia!"
Пожелания, замечания, материалы Вы можете приносить в методический кабинет кафедры философии СГМА.
Время работы методкабинета с 9:00 до 17:00 по будням, с 9:00 до 14:00 по субботам.
Открытые заседания редакции проводятся каждую пятницу на кафедре философии в 420 кабинете, начиная с 16:30.
Приглашаем к сотрудничеству!