"VIVAT ACADEMIA!-SSMA-EXPRESS"

(Vol. 1. No. 24. 2 December 2004)

Студенческая электронная газета Смоленской государственной медицинской академии

Содержание

Объявления

Внимание! Институт археолгии РАН продолжает вести археологические раскопки...

"Насаждение просвещения" и "чтение морали"

Интервью с А.Е. Доросевичем

Литературная гостиная

Владимир Сапожников. Рассказы

Объявления

Внимание! Институт археолгии РАН продолжает вести археологические раскопки на территории Смоленска. Для обеспечения благоприятных условий работы сооружается крытый павильон. Для проведения раскопок приглашаются студенты медицинской академии и все желающие. Оплата почасовая, рассчет проводится ежедневнона месте по окончании работы. Начало работ с 29 ноября 2004 г. с 9:00. Место работ - пересечение ул. Б. Советская и ул. Ленина, рядом со зданием Облсовпрофа. За справками обращатся в отдел археологии Смоленского государственного музея-заповедника. Телефон: 381640

"Насаждение просвещения" и "чтение морали"

При подготовке следующего материала, было проведено небольшое исследование среди студентов всех курсов. На основании которого составлены вопросы.

На вопросы отвечал заведующий кафедрой патологической анатомии, директор Областного Института Патологии Александр Евдокимович Доросевич.

Жизнь бесцветна? Надо, друг мой,

Быть упорным и искать…

“Утешение” С.Чёрный 1922

– Александр Евдокимович, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Где Вы родились, где учились. И почему выбрали медицину, и именно СГМИ.

– Родился я 57 лет назад в селе Поповцы Могилёвского района Белорусской ССР, в семье крестьянина-колхозника. Мне приходилось видеть человеческое горе с детских лет. Труд и горе. Труд сыграл особую роль в развитии и становлении многих людей моего поколения, а горе дало чувство сострадания. И, видимо, это не последнюю роль сыграло в выборе будущей профессии. Почему я столь подробно говорю? Ну, вот, представьте себе: 1952 год, шесть лет мне, и я сижу всю зиму дома, не выходя на улицу. Нас было четверо детей, брат старший, две старшие сестры... Как большое счастье ожидал – и с таким воспоминанием до сих пор, – первый класс. Радость была неописуемая из-за того, что мне родители смогли тогда приобрести какую- то обувку, и я мог уже спокойно ходить в школу. Надо представить те годы жизни… Что такое село? Не было никакой заработной платы, были только трудодни. Мешок ржи или пшеницы – вся заработная плата отца за год. Но не только у меня была такая бедственная ситуация, это было и у других. Особенно, у тех, у кого не было отцов.

Я закончил четыре класса в родном селе Поповцы, семь классов – в пяти километрах от родного села, в с. Высокое. И каждый Божий день, и в стужу, и в снег, и в слякоть, надо было проделывать десять километров (туда и обратно). Это тоже воспитывало.

Я окончил одиннадцать классов: восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый класс – в районном городе Шклове, что за семь километров от родного села. Зимой я там на квартире у старшей сестры жил. И занимался в музыкальной школе. Окончил по классу баяна.

С третьего класса мы работали в колхозе, каждый Божий день, во время каникул, никаких пионерских лагерей не было. Я с третьего по одиннадцатый класс чуть ли ни три года стажа выработал, работая в колхозе.

– Скажите, если дома выдавалась свободная минутка, Вы читали?

– Дети, если и оставались дома, они какую-то работу выполняли всё равно. Но я читал.

– С раннего детства?

– Нет. У меня отец с матерью были грамотные люди. Отец четыре класса закончил, мать хорошо знала старославянскую литературу. Я обучался грамоте в том числе и по “Календарю колхозника” 1939 года, поэтому, я читать начинал по взрослым книжкам. И, придя в первый класс, кое-что мог прочитать, не бегло конечно, но мог. В юности нравились героические произведения, например, “Живые и мёртвые” Константина Симонова. “Война и Мiр” Льва Толстого оставила неизгладимое впечатление. Сопереживание и моменты, их реальное отражение. Есенин нравился в школьные годы. Не зря говорили, что это певец не только крестьянский... Как у него всё от души:

Не жалею, не зову, не плачу...

Это надо прочувствовать. У меня были великолепные учителя, они не скрывали свои сильные и слабые места. Фёдор Ефимович Зайцев – учитель русского языка и литературы, Николай Павлович Анисимов – учитель истории, объективно отражали действительность.

А теперь я больше уделяю внимание мемуарам, когда люди говорят о жизни. Например, книга Д.С. Саркисова, в которой он выразил своё несогласие с Ельциным, “Голоса времён” Амосова – великолепная книга.

– Как же Вы решили поступать в медицинский институт?

– Я собирался поступать в ветеринарный институт, потому что эта профессия была знакома. Врачей мы редко когда видели. А работу ветеринаров мы видели, как, допустим, лошадке, страдающей, вдруг от воздействий ветеринара, через несколько дней становилось лучше. И эта быстротечность от заболевания к выздоровлению давала ощущение, что человек делает хорошее дело. Меня интересовало, как и почему животное так быстро поправляется.

Как-то в беседе, мама одного из моих одноклассников сказала: “Ты в медицинский не поступишь, ты знаешь, что туда невозможно поступить”. И тогда были всякие разговоры, что надо “блат” иметь. А меня заинтересовало, а почему это я не поступлю?

С пятого класса, с урока ботаники мне нравился микроскоп. Он на весь класс был один. И учительница, Татьяна Исаевна Товбо, подзывала нас к себе по списку. И, вот, доходит очередь до меня. Заглядываю в микроскоп и... ничего не вижу. Учительница спрашивает меня, видел ли я, а я говорю: нет. И мне так обидно стало. После занятия бегу за ней в учительскую и упрашиваю, чтобы дала мне ещё раз посмотреть. А у самой учительской директор школы Пётр Лукич Седнёв услышал меня и поинтересовался, что случилось. Т.И. говорит, вот, все увидели, а я нет. Директор сказал: “А Вы сорвите ещё один листочек и покажите ему”. И тогда я снова посмотрел в микроскоп, прямо в учительской. Сначала я ничего не мог разглядеть, но постепенно глаза привыкли, и я действительно увидел. Обрадовался, конечно, очень. В

классе потом у всех спрашивал, что они видели, все говорили, что ничего, а сказали просто, чтоб от них отстали. И это желание рассмотреть в микроскоп и нежелание врать тоже сыграло свою роль в выборе профессии. Ну, а потом ещё восьмой класс – биология, да и болезнь матери. Всё вместе взятое и определило.

– А как Вы учились в школе?

– Хорошо учился всегда, мне просто интересно было учится, представляете. Отец с матерью никогда не интересовались моими отметками, никогда не проверяли за все годы обучения ни дневник, ни тетрадки.

Четыре класса я окончил на “4”. Я не был особенно послушным человеком, не надо думать, что, вот, всё было так гладко, паинька… Не отличался праведностью и было всё: и драки, и хулиганство…

Но в пятом классе всё для меня изменилось. Был 1957 год, 1 сентября, если не ошибаюсь, среда. Моросил дождь, до школы нужно было идти пять километров. И был тогда первый урок географии. Вёл его П.Л. Седнёв. Этому учителю было 55 лет, теперь его уже нет, а я его помню всегда. И первое занятие он начал с того, что дал нам такой зрительный образ: “Вот, мы с вами сейчас сидим тут, а где-то ещё миллионы людей, тоже что-то делают…” И его описание было настолько ярким, что перевернуло мой взгляд на мир. Придя домой, я сразу сел за уроки и делал задание на следующую неделю; потому что мне хотелось знать.

– А почему Вы решили поступать именно в Смоленский Медицинский Институт?

– Мне всегда нравилась классическая музыка, и я прочёл книгу профессора Зарубина “Глинка и Новоспасское”, так и выбрал Смоленск.

С первого раза в институт не попал, пошёл работать. Вёл уроки пения, танцевальный кружок, зарабатывал, по тем времена 120 рублей в месяц. Предлагали мне стать учителем. А на следующий год поступил. Наверно, я первый и последний врач в моём селе…

– А как проходили Ваши институтские годы? Как Вы учились, какие предметы больше нравились?

– Учился всегда хорошо. На первом курсе получил “4” по химии и по истории партии. Но, когда поехал зимой на каникулы домой, встретил свою учительницу. И вышел у нас с ней такой разговор, после чего я дал себе слово учиться лучше.

Я на первом курсе участвовал в музыкальном ансамбле, но стал хуже учиться и решил перестать. На втором курсе пошёл на кружок по гистологии, но одногруппники сказали, мол, я хочу получить хорошую оценку на экзамене. И больше я не ходил. Считаю, что здесь, проявил слабость. На третьем курс пошёл на кружок по патанатомии, и к концу года остался там единственным кружковцем. И на следующих курсах занимался в кружке, на четвёртом курсе читал доклад в Харькове, а на шестом курсе – в Минске. В ту пору среди моих однокурсников так же серьёзно научной работой занимался только А.С. Соловьёв.

После шестого курса я попал на кафедру патанатомии аспирантом, хотя мне предлагали поступать в аспирантуру по физиологии. По окончании аспирантуры в 1974 году, работал ассистентом кафедры до ноября 1980 года. В декабре 74-го защитил кандидатскую диссертацию. С ноября 1980 года был старшим научным сотрудником в Центральной Научно-исследовательской лаборатории по январь 1988 года. А с 1 января уже стал заведующим кафедрой патологической анатомии. 1 ноября 1988 года защитил докторскую диссертацию. А через 10 месяцев в 1989 году стал профессором. И по сей день так.

На сегодняшний день под моим руководством защищено 11 докторских и 27 кандидатских диссертаций. Таковы наши успехи. Кафедра занимается в основном, морфогенетической ролью коммуникационных систем в становлении и развитии опухолей различных локализаций, в частности, молочной железы, раком желудка, лёгких. Морфогенетическая роль в становлении злокачественных опухолей.

<…>

– Александр Евдокимович, на Ваш взгляд, каким должно быть современное образование?

– Понятно в каком состоянии находится наша система образования, но думаю единый государственный экзамен – это то, что может изменить ситуацию. Разговоры ведутся даже в прессе, что экзамен в ВУЗе можно сдать за соответствующую купюру… Большего унижения, чем это “мздоимство”, потеря совести и преподавателей, и студентов… Большего унижения не найдёшь. Это унижение даже больше, чем то, допустим, которому люди подвергались в концентрационных лагерях и в тех же лагерях, которые показаны в “Московской саге”…

А вообще, образование должно быть интернациональным, единым, чтобы люди понимали друг друга и говорили на одном языке. Другое дело, научные работники, им следует всегда помнить: “Я – представитель России”.

– А как же сложившаяся ситуация, т.н. “утечка мозгов”?

– Так происходит из-за экономического положения. Но есть и положительные моменты – мир видит, наши специалисты ничем не хуже.

А вообще это выбор каждого человека, например, Абрикосов уехал, а Гинзбург остался…

– А как Вы относитесь к увеличению числа иностранных учащихся?

– Это нормальное явление. Для них это полезно. Увидят другую культуру. Набор в Академию заметно снизился и будет снижаться, что связано со спадом рождаемости, так что места студентов из России иностранцы не занимают.

– Как Вы считаете, в чём причина упадка культуры, безнравственности современной молодёжи?

– Винить нужно не молодёжь, а старшее поколение. Как заложили с детских лет. Вспомните народовольцев, ведь у них всё же была мечта, – поднять образование в стране. И они уезжали из городов, жили среди простых людей. Конечно, их поступки были вызваны патриотическими чувствами. А сейчас общество этого не требует.

– Каким же, на Ваш взгляд, должен быть современный студент?

– Неравнодушным. Он должен быть неравнодушным. Реагировать на враньё, на то, что происходит вокруг. Вы же всё видите и должны отражать, как есть. А всё остальное – это, хорошая учёба, это всё понятно…

– Александр Евдокимович, чем Вы руководствуетесь, выставляя оценку студенту?

– Знаете, при выставлении оценки, я больше думаю не о конкретном студенте и его состоянии в данный момент, я больше думаю о будущем этого студента…

Мы должны не хитрить с вами. Мы же не в разведшколе. Мы работаем открыто.

– Последний вопрос, Александр Евдокимович, Нужна ли на Ваш взгляд студенческая газета. И, если да, что должно в ней присутствовать?

– Должны быть критические замечания со стороны студентов преподавателям, должна быть обоюдная дискуссия, общение путём активного и прямого диалога.

– Не взирая на должности?

– Да. Может быть, пригласить представителей с кафедр, которые жёстко подходят к студентам. Делайте всё, чтобы беседа была живая.

Материал подготовил Горбунов М.В.

Литературная гостиная

Владимир Сапожников. Рассказы

Уродливое счастье

Марии Ивановне по молодости везло в жизни. Во-первых, удалось сразу после окончания средней школы поступить в престижный московский вуз, куда без блата редко кому случалось пройти. Особенно, если абитуриентка, как тогда юная красавица Маша Васильева, приехала впервые в столицу из сельской глубинки.

На русоволосую, стройную девушку сразу ''положил глаз'' самый видный парень с их первого курса – Игорь Стояновский – сын замминистра иностранных дел тогдашней необъятной страны.

Чувства оказались взаимными. И отношения между молодыми людьми очень быстро достигли состояния предельной близости.

В общем, к концу второго курса Маша поняла, что забеременела. С радостью сообщила об этом Игорю, когда они в очередной раз общались с ним на пустующей даче папы–дипломата.

Юноша от услышанного изменился в лице, побагровел, и, отводя в сторону ставшие испуганными глаза, выдавил из себя:

– Маш, зачем ты так шутишь? Я же обещал отцу – никаких глупостей до окончания вуза …

– А я не шучу. Действительно, беременна …

Срок беременности был уже около четырех месяцев, и Игорю стоило немалого труда, чтобы через друзей отца организовать Маше аборт.

Со слезами на глазах и тоской в сердце молодая женщина пошла на этот шаг …

Операция прошла тяжело, с осложнениями. Пришлось лечиться у разных врачей еще около года. За это время Игорь утратил к своей возлюбленной всякий интерес.

Старательно обходил ее за версту в университете, завел себе новую подругу – конечно, не такую красивую, как Маша, но тоже дочь известного дипломата. Вскоре они с ней сыграли пышную свадьбу.

От всех этих переживаний Маша стала замкнутой, ушла в себя, ожесточилась. Пытаясь забыть прошлое – полностью отдалась учебе, занялась наукой.

Вуз она закончила с красным дипломом. Способную девушку оставили в аспирантуре. И вскоре досрочно Васильева успешно защитила кандидатскую диссертацию …

Грянула перестройка, и молодой кандидат наук – Мария Ивановна ушла с головой в бизнес. Создала свою фирму, которая поставляла оборудование из-за рубежа.

Появилось непривычно много денег, счет в зарубежном банке, новый ''Мерседес'', охрана, частые поездки в другие страны … К тому времени ей уже исполнилось за тридцать лет.

Она по–прежнему выглядела прекрасно, свежо и обворожительно. Несколько округлившиеся, как бы налившиеся соком овалы ее тела сделались еще более привлекательными.

К мужчинам она и в жизни и в бизнесе относилась теперь настороженно, недоверчиво, все время ожидая подвоха. Повседневная жизнь подтверждала постоянно, что верить этим алчным, ненадежным, эгоистичным существам с признаками принадлежности к мужскому роду было никак нельзя.

Поэтому Мария Ивановна твердо решила не иметь больше с мужиками близких человеческих отношений. Когда требовала того физиология – она по известному телефонному номеру за круглую сумму ''зелененьких'' вызывала к себе в загородный дом очередного похотливого, продажного самца. Предпочитала брюнетов, горбоносых, юных, готовых выполнить ее любой сексуальный каприз.

Оплатив услугу, каждый раз меняла партнеров на новых, чтобы не привыкнуть.

Одного ей не хватало – ребенка. Мария Ивановна не могла спокойно, без неизвестно откуда накатывающей зависти, наблюдать, как юные и не очень, в том числе и ее возраста женщины гуляют с малышами во дворе дома.

Но зачать ребенка обычным путем после того осложненного аборта она не могла больше никогда – такой приговор вынесли ей лучшие гинекологи.

И тогда она, оказавшись в одной из европейских стран, решилась осуществить свою мечту и зачать ребенка методом искусственного оплодотворения. За это пришлось выложить ''кругленькую'', даже для нее, сумму долларов клинике, оторваться надолго от бизнеса.

В клинике ей предложили выбрать будущего ''отца'' – донора спермы ее планируемого ребенка. Она долго перелистывала страницы альбома с фотографиями различных незнакомых молодых мужчин, и вдруг чуть было не вскрикнула от неожиданности, увидев на одной из них Игоря Стояновского!

''Так вот он теперь чем зарабатывает себе на жизнь!'' - со злорадством подумала Васильева, и после некоторых колебаний остановила, сама не до конца понимая, почему, выбор на сперме своего бывшего возлюбленного. Может, решила таким образом восстановить когда-то попранную справедливость? А, может, она и сейчас продолжала любить этого негодяя Игоря?

И вот, после девяти месяцев томительного ожидания путем кесарева сечения она родила мальчика.

После родов Мария Ивановна лежала в уютной одноместной палате. За окном плескалось чистейшее голубое небо. Солнечные блики весело играли на чуть приоткрытых жалюзи.

Наконец–то состоявшаяся мать ожидала с волнением, когда же принесут, как обещали, ее новорожденного сына.

Этот миг наступил все равно неожиданно. Дверь в палату открылась почти бесшумно. Вошли врач и медсестра с аккуратно завернутым, слабо пищащим кулечком на руках.

Доктор почти без акцента разговаривал по-русски: освоишь, если почти половина пациентов этой элитной клиники – выходцы из России! Да и донорскую сперму, судя по всему, доставляли тоже оттуда.

Мария Ивановна присела в нетерпении на кровати.

– Ой, покажите его мне поскорее! - радостно протянула руки к смешному кулечку с ребенком.

Сестра осторожно передала младенца, помогла развернуть его одежки на кровати.

Взору матери предстал истощенный, с высохшими, укороченными ручками и ножками, весь красный, как ошпаренный кипятком, ребенок со сморщенным в плаче личиком. У него оказалась глубоко запавшая переносица, необычно раскосые и одновременно выпуклые глазки, оттопыренные, выступающие уши, большой, высунутый изо рта язык …

– Почему он такой странный!? – ошарашенно спросила Мария Ивановна у доктора. – Но все равно такой потешный!

– Должен вас несколько огорчить …, - деликатно заговорил врач. – У мальчика такое необычное лицо, потому что, как мы уже подтвердили, проведя генетическое исследование, он страдает болезнью Дауна^* …

У Марии Ивановны после этих слов больно сдавило сердце. Слезы неожиданно хлынули из глаз.

– Дауник … Мой долгожданный сын – дауник …

– Знаете, у нас сейчас с эффектом применяются программы по дальнейшей реабилитации этих детей …Слабоумие у них из-за этого с годами сглаживается иногда … Они начинают достаточно неплохо обслуживать себя …, - успокаивал врач.

Мария Ивановна, сцепив до боли пальцы рук, чтобы не закричать, отрешенно смотрела на маленькое живое существо с бессмысленно мигающими глазками …Ее с Игорем уродливое, искусственное счастье …

Судьба–злодейка! Как ты бываешь порой беспощадна к человеку …

Особенно, если он пытается что-то исправить вопреки тебе и природе …

^*Болезнь Дауна – трисомия, хромосомная болезнь, сопровождающаяся развитием слабоумия. Встречается в 1–2 случаях на 1000 новорожденных детей (прим. автора).

Бомжик

Василий Андреевич, зажатый десятками человеческих тел в трясущемся, дурно пахнущем вагоне московского метро, задыхался от влажной духоты и от тяжелых мыслей, которые не покидали его последние три месяца. От этого предательски прихватывало сердце, иногда вдруг кружилась голова.

В свои семьдесят семь он оказался в столице не от хорошей жизни. Три месяца тому назад в заброшенное тульское село пришло на его имя сообщение, в котором говорилось, что в Чечне при исполнении воинского долга погиб его внук – лейтенант ВДВ Алексей Петров.

После этого Андреевич, как обычно звали его односельчане, остался совсем один на этом белом свете. Его единственный сын Сергей – отец Алексея, родившийся после войны, тоже был офицером … Погиб перед самым выводом наших войск в Афганистане. Узнав об этом, слегла, а через месяц – скоропостижно умерла жена Василия Андреевича. Спустя год жена сына летом завезла Алексея дедушке, а сама была госпитализирована для проведения срочной операции в институт онкологии в Москве. Но операция прошла неудачно, невестка погибла прямо на операционном столе. И остались после этого дед с внуком вдвоем.

Как он не хотел, чтобы Алеша поступал в военное училище! Как чувствовал, что тот может повторить судьбу своего отца!

Но у парнишки оказался упрямый характер. И после окончания школы он все-таки пошел в Рязанское десантное училище. А, получив лейтенантские погоны, не успев обзавестись семьей, прямиком попал на вторую чеченскую, в проклятую Чечню с ее бородатым зверьем, стреляющим из-за угла в спину… Через полгода роковая пуля настигла и его внука…

Алешу похоронили рядом с отцом, бабушкой, матерью на деревенском кладбище на холмике, заросшем редкими березками и липами, на околице. Василий Андреевич, до того никогда не злоупотреблявший спиртным даже на фронте отдавал другим наркомовские сто грамм, с той поры запил.

Нет, он не валялся пьяным, и никто не видел его шатающимся. Просто утром, в семь часов старик включал программу новостей по телевизору, а там всегда давали хронику событий в Чечне или около ее: столько-то наших бойцов и мирных жителей подорвалось на фугасах, столько-то ранено … От этих вестей щемило сердце. И рука невольно тянулась к стакану с вином.

После обеда, придя с кладбища, куда старик Петров ходил ежедневно, он включал в зале телевизор, смотрел очередные грустные вести, так или иначе связанные с Чечней. Доставал из холодильника бутылку водки, нехитрую закуску, и пил.

По ''ящику'' показывали то, как хохочущие, с лоснящимися лицами, самодовольные чечены, шутя, как бы для развлечения отрезали головы замордованным уже до ручки нашим русоволосым восемнадцатилетним пацанам. То разбросанные взрывами в Ставрополье останки детских и женских тел, то палаточные лагеря с семьями тех самых бандитов, которые безжалостно убивали наших в горах … Андреевич через силу, до боли в сердце смотрел на все это безумие, глуша чувства алкоголем …

Сначала, после вести о гибели внука, его долго не покидало желание бросить все, купить автомат и уехать в Чечню, мстить этим наглым мордам за убитого внука, за всех других наших загубленных ванюшек. И убивать их там всех подряд: и этого безрукого неуловимого Хаттаба, и безногого Басаева, и вислоухого Масхадова – всех этих нелюдей, людоедов, которые зовутся чеченцами. Он возненавидел их всех.

Но силы уже были не те. Семьдесят семь – все же не пятьдесят хотя бы… Но, где же наши спецподразделения, где ФСБ и МВД? Почему не могут уже который год взять главарей и их подельников? Почему во время отечественной войны разведгруппа, в которой Петров служил, всегда четко выполняла любые задания командования по поимке глубоко в тылу врага самых отъявленных фашистов и доставляла их командованию? Где сегодня хваленые ''Альфы'' и прочие элитные подразделения?

Ситуацию в этом вопросе прояснил ему заехавший как-то после госпиталя однополчанин Алексея по Чечне. После уже не первой молчаливо выпитой стопки в гостях у Андреевича он, отвечая на вопрос, почему не удается захватить главарей – ответил прямо:

– Они днем все становятся мирными жителями, а по ночам стреляют, устраивают в лесах засады. Да, к тому ж и не дают порой … Только вычислим, обложим, – идет сверху команда – отойти … И так – уже не раз … Все продается, дедуль … А пацаны наши гибнут …

– А генералы новые коттеджи в Подмосковье строят, а чечики заправляют нашими рынками и банками … А на эти денежки содержат бандитов … Если так дело и дальше пойдет – скоро не останется ванюшек на русской земле … Все заполонят чернозадые …, - горько кивнул белой от седины головой Василий Андреевич. - А наши ребятишки беспризорничают, пропадают, их же – недавно по ящику передали – уже три миллиона по России гибнет – и ни кому нет дела …

И вот теперь Петров возвращался с приема в Министерстве обороны, где ему торжественно вручили внуков Орден Мужества, денежную компенсацию. Отнеслись тепло, по-человечески. Угостили чаркой хорошего вина за помин Лешкиной души … Но на сердце не стало от этого легче.

''Зачем я отпустил его в это военное училище? Почему не нашел нужных слов, чтобы убедить не делать этого?'' – эти мысли не покидали Василия Андреевича всю дорогу, пока наконец не поднялся из затхлых московских подземелий на перрон Курского вокзала. До подхода его, тульской электрички оставалось еще с полчаса.

Стояла ранняя холодная весна. На железнодорожной платформе под ногами хлюпало грязное, серое снежное месиво. Василий Андреевич в ожидании поезда подошел к ближайшему привокзальному магазинчику. Протянул в маленькое окошечко пятидесятирублевую бумажку:

– Дай-ка, дочь, маленькую бутылочку коньячка и какую-нибудь шоколадку …

Свернул хрустнувшую желтую головку стограммовой бутылочки, отхлебнул напиток. Коньяк через минуту–другую докатился до желудка, согревая все внутри. Отпустила немного и сердечная боль. Андреевич присел на свободное место на скамейке перрона, запихнул в рот отломленный кусочек шоколадки.

Возле магазина какой-то, похожий на червя, тощий, гнутый, слюнявый, грибатый, рано начавший полнеть парень неопределенного возраста в модной коричневой кожаной куртке о чем-то разговаривал с мальчишкой – по виду бомжем, лет двенадцати. Бомжик был русоволосый, как внук Алексей, и это привлекло внимание старика. На давно немытом, с грязными разводами лице мальчика застыла печать усталости и неуверенности в сочетании с внутренней настороженностью.

– … У меня отдохнешь, вымоешься, отоспишься … И делов-то всего никаких от тебя не требуется – ну, там, повеселишь старичков … Они за это знаешь какие бабки платят – по четыре куска за вечер … Где ты еще так заработаешь …,- невольно долетел до Андреевича, допивающего свой коньяк, смысл слов ''слюнявого''.

Просвещенный за последние годы телепрограммами обо всей грязи, в которой плавала Москва, Петров догадался о чем идет речь. Юного бомжа явно ''сватали'' на работу по оказанию гомосексуальных услуг несовершеннолетними.

''Вот сейчас сагитирует пацана, заведет к себе в притон, там его изнасилуют, и все – судьба мальчишки сломана на всю оставшуюся жизнь'', - размышлял старик, поглядывая, как с трудом, видно, пытается сутенер совратить обездоленного, бездомного мальчика. ''Слюнявый'', воровато оглядываясь по сторонам на снующих людей, наклонился близко к растерянному лицу бомжика, и продолжал что-то почти нашептывать тому.

А мальчишка чем-то неуловимо напоминал Андреевичу погибшего внука, когда тот был в таком же возрасте. Люди проходили мимо разговаривающих, не обращая на них никакого внимания.

''Если заманит, гад, парня – пропал тот! – опять кольнуло у старика под сердцем. – И никому нет до этого дела…Никому в этой богом брошенной, разворованной, униженной стране … Сколько их – таких бедолаг – гибнет в этой московской помойке?''

''Слюнявый'' от неожиданности вздрогнул, на миг трусливо втянул свою лисью голову с низким лобиком в миг озябшие плечи, когда на них легла рука Василия Андреевича.

– Ты, что, старый, ошалел? - попытался сутенер сбросить со своего плеча мужскую руку. - Отвали, старый хрыч, чего пристаешь?!

– Сам отвали от пацана, гаденыш, - уже тряхнул за модную куртку так, что хрустнула и разошлась на ней молния, Андреевич. - Оставь мальчишку в покое, сука …

Но тот, все же освободившись от руки старика, начал уходить к входу в подземный переход, пытаясь увлечь за собой будущую жертву.

Василий Андреевич ступил за ними, опять схватил сутенера за рукав куртки:

– Брось, отставь парня в покое, сволочь! Не трожь его своими погаными руками!…

Пытаясь отделаться от неожиданного препятствия своему бизнесу, ''слюнявый'', резко повернувшись, коротко ударил Андреевича ногой в пах. Острая боль пронзила низ живота старика. Он охнул, на мгновение присев. Но тут же распрямился:

– Ах, ты так, гнида! И бьешь-то подло! Да я таких как ты – своими руками к стенке бы ставил! - и Андреевич в следующее мгновение ударил со всей оставшейся силой, метя, как его учили много лет тому назад в разведшколе под Вязьмой, в переносицу врага.

И попал! ''Слюнявый'' от удара сразу обмяк, ватно осел на грязный асфальт. Бомжик рванулся в сторону, и через мгновение затерялся в собравшейся на перроне толпе зевак.

В этот миг, свистнув, подошла тульская электричка. Двери вагонов раскрылись. И толпа людей рванула в разные стороны, пытаясь побыстрее занять места в электричке. Это всеобщее движение вовлекло в свой водоворот и Петрова. Через мгновение он уже сидел на жестком сиденье вагона движущегося поезда.

– Дедуль, ты как? – неожиданно спросил его донесшийся из-за спины детский голос.

Андреевич обернулся. Рядом стоял тот белобрысый бомжик и виновато улыбался.

– Да, я ничего. Садись, - старик усадил мальчика на свободное место напротив. – На фронте, в разведке не таких приходилось заламывать. А уж этого недоделка – запросто.

Порывшись в своей сумке, Василий Андреевич протянул мальчику припасенный в дорогу бутерброд с колбасой, осевший после приема в Министерстве обороны:

– На-ка, перекуси. Голодный, видать …

Бомжик жадно откусил бутерброд.

– Вот так-то, дружок … Тебя как звать-то? - поинтересовался старик.

– Алексей, - с набитым ртом отвечал мальчик.

– Алексей? – вздрогнул от неожиданности старик. - Прямо, как моего внука, что погиб в Чечне … Где твои родители? Почему шляешься неприкаянный?

– Родителей не помню. Я – детдомовский. Но там сейчас тоже жизнь не сахар. Голодно, да и старшие ребята избивают каждый день … Вот я сюда и сбежал … Столица нашей Родины все-таки …

– Можно сказать, была такой … Ладно, ешь. Поедешь со мной. Поживешь у меня … А там – видно будет … внучок …, - неожиданно для себя назвал так бомжика Петров.

Электричка поскрипывала на поворотах, унося их прочь от мрачной, грязной, будто обреченной, ставшей чужой столицы.

* * *

Адрес для переписки: 300001 г.Тула,ул.Марата,

д.35,кв.248, д.тел.(80872) 42-02-30

________________________________________________________________________________________________________

NB! Мнение редакции не всегда совпадает с мнениями авторов

Штаб-квартира редакции: 214019, г. Смоленск, ул. Крупской, 28д. Смоленская государственная медицинская академия. Кафедра анатомии человека. Студенческая научно-исследовательская лаборатория электронных коммуникаций.

Телефон редакции: (0812)510012; бухгалтерии: (0812)550469

E-mail: uusgma@sci.smolensk.ru

URL: http://www.smolensk.ru/user/sgma/MMORPH/library/vivat/vivat.htm

СТРАНИЧКА РЕДАКЦИИ: http://www.nota-bene-sn.narod.ru

ВНИМАНИЕ! ИЗДАН ПЕЧАТНЫЙ ВЫПУСК ГАЗЕТЫ.

Редактор - Горбунов М. В.

Подписка по e-mail: В строке "Тема" написать "Vivat academia!"

Пожелания, замечания, материалы Вы можете приносить в методический кабинет кафедры философии СГМА.

Время работы методкабинета с 9:00 до 17:00 по будням, с 9:00 до 14:00 по субботам.

Открытые заседания редакции проводятся каждую пятницу на кафедре философии в 408 кабинете, начиная с 16:30.

Приглашаем к сотрудничеству!